тоска схватила горькая за горло —всё кончено, —картина умерла.Она ушла под гробовую кровлю,написанная золотом и кровью,знаменами,железом и огнем,казачьей песней ярою,любоюпобедой,пулеметною стрельбоюи к бою перекованным конем.Все снова закурили.Помолчали.Подумали.Костер лежал у ног.Один сказал:— Веселые печали,оно бывает всякое, сынок.Мы человека —это же обида —должны всегда рассматривать с лица.Другая сука ангельского вида…— А как похоронили мертвеца?— Его похоронили на рассвете,мы все за нимпоэскадронно шли,на орудийном повезли лафете,знамена преклонили до земли.Его коню завидовали кони —поджарые, степные жеребцы,когда коняв малиновой попонеза гробом проводили под уздцы.На нем была кавказская рубаха,он, как живой,наряженный, лежал,на крышке гроба черная папаха,лихая сабля,золотой кинжал.И возложили ордера на груди,пылающие радостным огнем,салютовали трижды из орудийи тосковали тягостно о нем.Ему спокойно, земляки, в могиле,поет вода подземная, звеня…Хотелось бы, чтоб так похорониликогда-нибудь товарищи меня.Он замолчал.И вот завыли трубы,и кони зашарахались в пыли.— Сидай на конь!— Сидай на конь, голубы, —запели эскадронные вдали.Бойцы сказали:— Порубаем гада!Знамена, рдея, пышные висят.И вся кавалерийская бригадаушла до места боя на рысях.Они пошли тропинками лесными,просторами потоптанных полей,и навсегда ушел Добычин с ними,и ты его, товарищ, не жалей.Пожалуй, всё.И вместо эпилогамне остается рассказать не много(последние мгновения лови).Дай на прощаньедружеские руки,поговорим о горе,о разлуке,о Пушкине, о славе, о любви.Пришел к Елене.И меня встречая,мурлычет кот,свивается кольцом.Шипит стакан дымящегося чая.Поет Елена, теплая лицом.Нам хорошо.Любви большая сила.веселаяклокочет и поет…— А я письмо сегодня получила, —Елена мне письмо передает.И я читаю.Сумрак бьется черныйв мои глаза…— Родная, не зови…Пишу тебе со станции Касторнойо гибели, о славе, о любви.Нет места ни печали,ни бессилью,ни горести…Как умер он в боюза сумрачную,за свою Россию,так я умру за Африку мою.
