судеб нашей цивилизации! Желающие удостовериться… погодите… Соблазнительница, ты первая ЭТО почувствовала, тебе прежде прочих и смотреть!
Соблазнительница возилась с перископом довольно долго; остальные тем временем выстроились в очередь на просмотр. Даже погонщик гиганта скромно пристроился позади всех, замахав щупальцами на Повинных, пропускавших его в хвост к Рабочим. Соблазнительница, наладив, наконец, прибор и насмотревшись, отошла в сторону, к светящемуся тихим торжеством Мыслителю.
— Ну, и как ЭТО тебе?
— Я не этого хотела…
— НЕ ЭТОГО?! Вот так запросы! И на невежество не спишешь – ты ведь когда–то получила вполне приличное образование, я давно заметил! Так чего же ты хотела? Чего ожидала? Что бы тебя ТАМ устроило?
— Не знаю… Что–нибудь тихое, блаженное… Или наоборот, яростно–прекрасное…
— Тишь да благодать, ярость и красота столько не живут.
— Тогда выходит, вечность – это тлен и запустение?
— Детка, брось философствовать! Что ты знаешь о вечности? Если можешь объяснить вразумительно, так поделись, сделай одолжение! А то мне, уж поверь, не последнему из Мыслящих, кроме самого этого слова, ничего о ней не известно!
— Вы, конечно, можете высмеивать меня как хотите… Можете обратно в Места Содержания отправить. А можете и милость оказать. Как скажете, так и будет.
— Я уже сказал, как будет, лишь бы ты сама не против была и справилась. И прекрати истерику немедленно! Ты ведь сама недавно просила: «Ради истины!» Так вот, науке нужны любые истины. Даже самые кошмарные и отвратительные! А ТАМ – материала на поколения ученых!
— Зато Духовники взбесятся. – вступил в разговор незаметно подошедший Верзила.
— Еще бы. Их частенько выводят из себя и обычные предметы материальной культуры, а тут… Вообще, восторги – восторгами, но я чувствую, что судьба этого открытия будет ох какой непростой. Слишком много интересов и самолюбий оно задевает…
Верзила благоразумно смолчал, потом обратился к Соблазнительнице:
— Подружка, а ступай–ка ты поспи. А то ведь сама не своя. Сразу видно.
— Верно. – поддержал его Мыслитель – И я тоже пойду, распластаюсь–ка от души до утра! Выдохлись мы с ней совсем, а завтра прямо в Совет обращаться надо. С ними же говорить нужно без малейшей оплошки.
— А…
— Помню, знаю! Вы, на время моего отсутствия, назначаетесь старшим. Вот Вам формальное повеление, передадите всем. Производителю – по окончании просмотра вынуть перископ, отверстие надежно заделать, законсервировать раскоп. Обеспечить охрану – посменно, круглосуточно; в смене – по двое постоянных, надежных рабочих с бригадиром во главе. Вы назначите наблюдателей из Мыслящих в каждую смену, пусть проверяют время от времени. Затем – отправляетесь в поселок, потребуете от местных властей настоящих стражников, хотя бы по одному к каждой нашей смене, до получения распоряжений уполномоченных Совета. Формальное требование? Вот, держите.
— Затем… ага… Соизволительницу освободите от дежурства, пусть соберет у всех впечатления и ощущения и рассортирует предварительно – по особям, по раздражителям, по смыслу. Работа как раз для нее. Остальным завтра с утра – сворачивать лагерь, готовиться к отъезду. Экспедиция прекращается досрочно, с полной выплатой всем по всем пунктам. Вот Вам тоже формальное распоряжение. Еще что? Да, на всякий случай – вдруг меня сразу в Совет вызовут – свои характеристики на отличившихся подтверждаю, Вас и Щедрого рекомендую на подготовку к сану. И… в честь такого открытия – Повинным полное прощение и свобода.
— Такие исчерпывающие указания… Вы собираетесь нас покинуть?
— Нет, не собираюсь. Но Совет может потребовать срочного личного доклада. Да и не разболеться бы… апатия у меня какая–то, слабость так и расползается. Впрочем, ерунда это. От усталости. Только спать крепче буду, а проснусь свежим и бодрым – как раз для доклада Совету.
Мыслитель, приподнявшись на кончиках щупалец, поежился и дружески позвал Соблазнительницу:
— Что ж… Ученица… Идем–ка… Пошли, пошли! Не кичись геройством, мы все сделали как следует, не грех теперь и отдохнуть от трудов праведных.
Оставив бывшую Соблазнительницу, а теперь – Ученицу, у большого шатра рабочих и наказав строго–настрого – беспробудно спать до утра, внимания ни на что не обращать и ни во что не встревать, Мыслитель отправился к себе; на этом стане он жил в отдельном удобном шатре.
Слабость навалилась тяжким грузом, но сон все не шел. Это раздражало, до ощущения зуда под кожей. Что за напасть! Ага, холодный воздух струей вползает… Полог неплотно задернут. Ишь, как трепыхается и хлопает. А дело к вечеру идет, с гор ветром потянуло, и на дворе считай что осень. Задернуть нужно, а то ночью совсем продрогнешь…
Мыслитель внезапно с ужасом осознал, что он не может двигаться. Скосив глаза, увидел – кожа его стала нежно–розовой, с яркими оранжевыми прожилками; обычно бледноватые, коричневые пятнышки на ней налились сочным цветом.
Взгляд сам по себе обратился ко входу. Там обозначился темный силуэт. Ученица? Без зова и без разрешения? Он же ей спать приказал! Неконтактная? Соблазнительница!!!
Самка между тем приблизилась, легла рядом. Щупальца особей сплелись, натянулись, тела соприкоснулись. Толстая воронка самца напряглась, потянулась вбок и рвущим толчком, с натугой, вошла в мантийную полость самки; та дернулась от боли и вслух вскрикнула. Молоки с силой выплеснулись, ударили по враз набухшим гроздьям яиц. Самка забилась в мощных щупальцах крупного самца, но вскоре затихла. Хватка самца ослабла, воронка поникла, сморщилась и выскользнула из партнерши; та тихонько высвободилась, отодвинулась и бессильно распласталась.
Ошеломленный и смятенный, Мыслитель лежал в полной прострации. Кожа разом поблекла, все проявления духа куда–то улетучились. Замирающие обрывки мыслей вяло копошились в мозгу. Он еле смог бессвязно пролепетать:
— Ты… что… зачем?
— Ты меня соблазнил. – тихо и тускло отозвалась она вслух
— Я? Тебя?! – Мыслитель от изумления даже пошевелился.
— Я просто хотела быть счастливой. Я вот просто хотела быть свободной и счастливой!!!
Вздрогнув, она собралась, явственно превозмогая боль, поднялась и с усилием выдавила:
— Я пойду. Оплодотворенные яйца не могут ждать. Я уже вызвала натальную помощь. Меня подберут на дороге.
У выхода обернулась и так же тускло и монотонно произнесла:
— Когда–то меня звали Отдельная Мечтательница.
Сквозь так и не задернутый полог было видно как она, насилу переваливаясь, бредет к дороге.
Мыслитель, все еще парализованный, пытался хоть что–то осмыслить. Только это ему и оставалось.
Это все? Это оно и есть? Несказуемая, неизъяснимая, сокровенная вершина? Сквозь щель в пологе все еще виднелась… ах да, Мечтательница. Отдельная от всех и неотделимая от всего. Не назовут местонахождение ее именем, даже если бы она и сообщила его раньше. Кому нужна, кому интересна отметавшая самка? Ее без промедления доставят к ближайшему инкубатору. Чутко встретят. Помогут разрешиться от бремени. Затем бережно отнесут в Зал Ожидания, где она, тихо беседуя с такими же опроставшимися товарками, или просто уйдя в себя, придет к своему Завершению. А он… нет, Верзила… находчив, сообразителен, неутомим… но он не стратег. Размышлять о значении фундаментальных понятий ему и в голову не придет… кто–то еще? Кто?
Внезапно самца, от кончиков щупалец до ядра головного мозга, пронизало неистово–острое, тянущее и сладостное ощущение. Если бы он мог двигаться, он сам разодрал бы себя на части от наслаждения. Вот,
