которую была способна. Тем же концом — по тому же месту!
— Что вы под этим подразумеваете? — насторожился Лепилин.
Я заметила, что он нервничает, но старается этого не показывать. Привык, наверное, чтобы все на блюдечке с голубой каемочкой…
— Вы должны ввести меня в курс дела. Вам кто-нибудь угрожает?
— Допустим, — с раздражением в голосе, сцепив пальцы, сказал Лепилин.
— Вы знаете кто?
— Нет. Но вчера… — голос его дрогнул, и мой клиент провел рукой по лбу, точно отгоняя от себя тягостные воспоминания. — Вчера взорвали мой автомобиль… — напряженно выговорил он.
— Вот как… — задумалась я.
Дело серьезное. «Но вообще-то ты, Женя, чем-нибудь пустяковым когда-нибудь занималась?» — мысленно обратилась я к себе. Плакали теперь мои августовские каникулы на море.
— ..Я чудом остался в живых, — взволнованно продолжал Лепилин.
Очевидно, внутренняя плотина недоверия рухнула, и теперь он торопился «ввести меня в курс дела».
«Опасная все-таки жизнь у этих толстосумов», — с оттенком сострадания подумала я. Весь их гонор — это компенсация за психические издержки их социального положения.
— Мой шофер погиб! Лимузин к черту сгорел! — с горечью воскликнул он, изменив своему первоначальному хладнокровию, и с тупой отрешенностью уставился в окно.
— Давайте определимся с оплатой, — ободряюще предложила я.
— Вы беретесь? — оживился он, и в его облике впервые промелькнуло что-то беззащитно- мальчишеское.
— Пятьсот долларов в сутки вас устроит? — ледяным тоном назвала я сумму гонорара.
— Вполне, — просто ответил он.
Мне показалось, назови я сумму в десять раз большую, он и глазом не моргнул бы.
— Где случился вчерашний инцидент? — с профессиональной суровостью спросила я.
Лепилин немного замялся.
— На Гревской, возле парикмахерской… — наконец выдавил он.
С минуту я молча рассматривала Лепилина. Первое впечатление, надо признаться, было не в его пользу. Сейчас же, когда его лицо лишилось своей высокомерно-пренебрежительной маски и, так сказать, под действием сильных эмоций обнажилось, когда на бледном лице ярко обозначилось отчаяние, страх и надежда и его почти классические черты подверглись некоторой деформации и утратили свою застывшую правильность, я в полной мере смогла оценить некоторую привлекательность этого, на первый взгляд, совсем не симпатичного молодого человека.
В лице парня проступили даже некая интеллигентность и юношеское обаяние. Густым русым волосам, казалось, было скучно лежать зачесанными, и они то и дело готовы были взбунтоваться против «зализанной» прически, придающей выражению лица Лепилина солидность.
Немного удлиненные голубые глаза, тонкий нос и красиво очерченный рот, который вначале беседы Лепилин неприятно поджимал, выражая этим свое высокомерие и пренебрежение, позволяли назвать их обладателя едва ли не красавцем.
— Как вы думаете, кто мог знать о вашем появлении на Гревской?
— Понятия не имею, — вяло пожал он плечами, опять возвращаясь к образу преуспевающего хладнокровного бизнесмена.
— Если вы не против, Олег… — я хорошо помнила, что отчества он не называл.
— Валерьевич, — помог он мне.
— Так вот, если вы, Олег Валерьевич, не против, я немедленно приступлю к выполнению своих обязанностей, — смело заявила я, глядя на него в упор.
— Я сам хотел вас об этом просить… — довольно мягко улыбнулся Лепилин.
— Мне не помешала бы еще кое-какая информация о вас и о вашей компании… — дружелюбно сказала я, внутренне приготовившись к отпору. Но этого не произошло.
— Я являюсь заместителем генерального директора. Генеральный директор — мой отец — сейчас находится в больнице. Он перенес инфаркт, — Лепилин нахмурился и тяжело вздохнул, — так что все дела компании веду я. С нашими сотрудниками вы, Евгения…
— Максимовна, — теперь наступила моя очередь подсказывать.
— ..познакомитесь на месте, — закончил Лепилин. — Сейчас я еду обедать, — властным тоном объявил он, — а вы…
— Через пять минут я буду в вашем полном распоряжении, — перебила я и, решив, что остальные подробности можно будет выяснить позднее, извинившись, направилась на кухню, откуда доносился умопомрачительный аромат пассерованного картофеля и жареного линя.
Тетя Мила встретила меня немым вопросом в лукавых, молодых глазах.
— Тетушка, родная, извини, но обедать я не буду.
— Ну тогда поужинаешь, — невозмутимо констатировала привыкшая к моему сумасшедшему рабочему
