- А ты?
Она схватила его за рукав, заглядывая в глаза.
- Не беспокойся, до дома я тебя провожу. А потом нам придётся расстаться.
- Почему?
- Потому что тебе находиться рядом со мной опасно.
- И как ты думаешь, я вернусь завтра на работу? После того, что здесь случилось.
- Возвращаться необязательно! Заболей, в конце концов!
- Сергей Витальевич будет мне звонить…
- Слушай внимательно, - Глеб приобнял девушку за плечи. – Слушай и запоминай! Ты ушла отсюда сразу же после закрытия кофейни, и о том, что здесь позже произошло, не знаешь. Поняла?
- А как же Костя? Он же нас с тобой видел.
- После встречи с Костей я отвёз тебя домой. В кафе мы не заезжали.
- А ты? Куда ты пойдёшь?
Глеб устало вздохнул.
- Через несколько часов приедут мои товарищи. Всё будет хорошо. Мы увезём дядю Мишу в Москву. Осторожней, лестница кончилась.
Спичка обожгла ему пальцы и потухла. Они остались в кромешной темноте, густой как вакса.
Глеб ощупал шершавую стену, ища выключатель. Когда свет лампочки наполнил небольшое помещение, первое, что бросилось в глаза, это отсутствие тела.
Екатеринбург. 2 августа 1918 года
По коридорам и комнатам Ипатьевского особняка сновали взад-вперёд люди с озабоченными лицами, как офицеры, так и штатские. Политковский спросил у солдата, стоявшего на входе, кто здесь руководит следствием.
- Не могу знать, ваше благородь! – вытянулся перед офицером часовой. Их вон, сколько понаехало, все важные, с портфелями.
Cледователь Екатеринбургского окружного суда господин Намёткин, стоял посреди комнаты, ещё недавно бывшей опочивальней царской семьи и озабоченно морщил лоб. Генерал Дитерихс и «общественность» требовали скорейшего начала расследования злодейства, произошедшего две недели назад в этом доме. Но если следовать букве закона, нужна санкция окружного прокурора, который в освобождённый город ещё не прибыл. А следователь считал, что если не руководствоваться буквой закона в общероссийском бардаке, этот бардак так никогда и не закончится.
Намёткин недовольно обернулся на вошедших, но, увидев рясу отца Георгия, попытался придать своему лицу нейтральное выражение. Вежливо поздоровался.
- Вы разрешите нам осмотреть место злодеяния? – спросил отец Георгий.
«Ещё одни паломники».
- Вообще-то, господа, в процессе следствия на место преступления не допускаются посторонние лица. Но благодаря усердию господ офицеров, - в голосе следователя зазвучал сарказм, - первоначальной картины нам уже точно не воссоздать. Агафонов, проводи господ в подвальную комнату. Да проследи, чтобы ничего не трогали.
В комнате, куда их проводили, деловито копошились двое сыскных агентов. Сквозь окна, забранные двойной решёткой с трудом пробивался дневной свет.
- Так вот где они прияли свою мученическую кончину, - тихо произнёс отец Георгий и перекрестился.
На полу виднелись второпях затёртые пятна, вся противоположная от входа стена была в пулевых отверстиях.
- Отец Георгий! – позвал священника Политковский. - Посмотрите.
На стене, у одного из окон была нацарапана надпись.
«Belzatsar ward aber in selbiger Nacht. Von seinen Knechten umgebracht», – прочёл отец Георгий.
- «Перед самым рассветом слуги убили Валтасара», - перевёл капитан. – Кажется, это из Гейне.
- Да, есть у него такое стихотворение «Валтасар». Надпись мог оставить кто-то из обслуги. Местные жители говорят, здесь было много военнопленных, немцев и австрияков. Это писал человек, либо бывший свидетелем убийства, либо появившийся здесь вскоре после оного, - произнёс вставший у него за спиной священник. – А это, что за цифры?
На стене, рядом с отрывком из Гейне они увидели два ряда цифр. Первый состоял из девяти знаков, второй всего из четырёх.
- Они что-нибудь означают? – спросил Политковский.
- Раз написаны, то, по всей видимости, да. Есть такая мистическая дисциплина – нумерология. Пользовались ею ещё жрецы в Древнем Шумере.
Отец Георгий достал из кармана рясы блокнот в кожаном переплёте, химический карандаш и аккуратно переписал в него все тринадцать чисел.
- Ну-с, теперь осмотрим вот эту стену. Судя по многочисленным пулевым отверстиям, именно около неё стояли несчастные.
Священник несколько минут рассматривал стену, затем начал ковырять пальцем одну из дырок.
- Батюшка, - обратился к нему стоявший в дверях Агафонов, - это же улики, трогать не велено!
- Успокойтесь, голубчик! Поверьте, я не всегда был священником. Господин капитан, подойдите.
- Видите, - ткнул он пальцем в стену, когда офицер подошёл, - пулёвое отверстие накладывается на след от трёхгранного лезвия.
- Сначала стреляли, а потом добивали раненых штыками, - предположил Политковский.
Он совершенно не разбирался в сыскной работе, и, как большинство боевых офицеров презирал её. Вполне в духе времени. Голубые мундиры, сатрапы, опричники и тому подобные либеральные штучки!
Священник, продолжая внимательно рассматривать стену, обратился к агентам:
- Господа, у кого-нибудь имеется увеличительное стекло?
Те удивлённо переглянулись, и один из них подал странному священнику лупу в медной оправе.
Отец Георгий поднёс его к стене.
- Как я и предполагал. Посмотрите внимательно, капитан. Выстрел в стену был произведён явно позже. Уже после того, как сюда вошло трёхгранное лезвие.
- Не понимаю. Сначала кололи штыком, а потом стали добивать из револьверов?
- По всей видимости, стреляли в стену, чтобы скрыть след от холодного оружия.
- Простите, но я не вижу смысла! Зачем пулевым отверстием скрывать след от штыка? Да и добивают штыками обычно лежащих людей.
- Видимо некоторые из жертв пытались встать, опираясь на стену, - он внимательно вгляделся в стену. Подозреваю, что это был не штык.
- А что же? – удивлённо взглянул на священника капитан.
- Трёхгранный кинжал. У многих древних народов он считался орудием жертвоприношения. Митру ваяли с трёхгранным кинжалом в правой руке. Им он заколол быка, принеся тем самым первую жертву.
Cвященник опять приложил палец к дырке.
- А давайте проверим! Вы, как офицер можете попросить штык у часового, что стоит на входе.
Солдат поначалу категорически отказался отомкнуть штык, но, услышав выражение «следственный эксперимент» согласился.
