- У тебя нет выбора… Он уже идет за тобой… Он…
Тело Безглазого выгнулось, ноги заскребли по полу, и шаман затих.
Я повернулся к тоннелю.
Пол коридора оказался мягким, как сырое мясо. Багровые стены пульсировали, натягивались, будто перепонки, и тогда проступали очертания уродливых существ, пытающихся выбраться наружу.
Я еле переставлял ноги. Покачнувшись, оперся о стену, но тут же отдернул руку. На ощупь стена оказалась горячей и скользкой, как парные внутренности.
По стенам коридора прошла судорога. Шепот существ перешел в вой, они кричали, визжали и шипели. Хор набухал в ушах багровой ватой, а я все пробирался вперед по бесконечному, исходящему спазмами коридору и только выбравшись к длинной, слабо освещенной сверху лестнице, остановился отдышаться.
Нос защекотал запах старого подвала: побелки, пыльной паутины, подгнившей картошки. Передо мной вытянулась вверх сбитые ступени, упиравшиеся в деревянную дверь из непригнанных досок. Сквозь щели пробивались лучи солнца, и шелестела на ветру еще невидимая листва моего мира.
Я поковылял вверх на дрожащих от усталости ногах. Колени подогнулись, я рухнул на грязные покатые ступени и пополз, обдирая руки о сколы, задыхаясь в теплом, гнилом, как несвежее дыхание, воздухе.
Стены-перепонки лопнули. Те, кто были за ними, ползли ко мне из темноты.
Дверь между мирами выглядела хлипкой заслонкой.
«Мир болен. Когда-то ему нанесли рану, и с тех пор из мира уходит свет. Легенды про смерть светлого бога, о похищении богини света, история про Змея и яблоко – все они об одном и том же. Когда-то с миром что-то случилось и продолжает случаться в жизни каждого из нас. Черный сквозняк из невидимых трещин. Когда это происходит, каждый делает свой выбор».
Голос Ворона звенел в мозгу, как живой.
- Какой? – пробормотал я, уже зная ответ.
Голос усмехнулся.
«Открыть подвал. Или стать тишиной внутри грома. И биться за то, что тебе дорого».
Я остановился у двери. Поворачиваясь лицом к тому, что шло из Тумана, я почувствовал, как шевелятся и седеют волосы на голове.
Мрак вытягивал остатки сил и пробирался внутрь тоскливым предчувствием смерти.
Я хриплю последнюю песню из последних сил.
А как иначе?
В темноту ударил столб света, будто где-то сверху врубили мощный прожектор, и мрак закричал на сотни голосов. В луче струились человеческие фигуры. Они снова были рядом. Те, кого я отпустил, вернулись. И мрак гремел и трещал, будто мокрое от грозы небо, а блики света мелькали, как веселые клинки, и дрожали золотые нити, которые связывали всех. Тьма вздрогнула, съежилась – и взорвалась салютом разноцветных сверхновых и вытянулась в парсеки звездной пыли новеньких галактик.
Когда все утихло, я осторожно приоткрыл дверь. Шагнул вперед, щурясь от непривычно яркого света.
За порогом оказался обычный питерский дворик, уютно устроившийся под желтыми кронами старых деревьев, такой тихий, что я не сразу ощутил его странность. Люди, шагавшие к подъезду, собака, вылетевшая порезвиться на газон, и даже голуби, вспорхнувшие с асфальта, застыли в воздухе, как восковые фигуры.
Я вышел на такую же неподвижную улицу: замершие авто и пешеходы, стая чаек, будто вмерзшая в синюю глыбу неба над крышами Васильевского острова.
Мой мир застыл в ожидании моего выбора.
- Все нормально! – махнул я рукой. – Я вернулся. Поехали!
Картинка вокруг ожила, сдвинулась, зашумела и загудела на сотни разноцветных голосов.
А я подошел к знакомому подъезду. Чуть помедлил и набрал номер на домофоне.
Не нужно быть богом, чтобы знать, где тебя всегда ждут.
Примечания
1
Поезд беглеца никогда не вернётся,
На неверном пути лишь в одну сторону,
Наверное, я должен добраться куда-то,
А я – не здесь и не там.
(«Психбольница»)
2
Когда они придут, я буду готов
Я слышу их голоса изнутри
(Мановар)