— Порох отсырел! Ну, что ты будешь делать… — разочарованно воскликнул геттингенец.
На скаку граф обернулся и что-то яростно прокричал. Однако порыв ледяного ветра тут же налетел на него, он задохнулся и, отчаянно замахав руками, схватил ускользнувшие на мгновение поводья. В следующую минуту граф уже умчался в поле, за которым темнели сквозь снежную пелену тумана спасительные для него рощи Потоцких дубрав.
Тюленевские мужики тем временем обратили в бегство оставшихся кавалеров ордена Гименея. Незадачливые кавалеры под натиском превосходящих — и весьма грубого свойства! — сил противника уже нахлестывали лошадей, отчаянно увязавших в снегу, который во множество намело за ночь в лощинах и буераках здешних лесов. Впереди же всех бесславно скакал Орлов.
— Ну, слава те Господи, живы! — пробасила тюленевская помещица, с шумом переводя дух. — Эх, Володька, отчаянная твоя голова, почто родную тетку не слушаешь? Приехал бы перво-наперво ко мне, чайку бы откушали, обмозговали все твои заботы. А это вы кого воюете-то?
— Питерских, — кратко пояснил Оболенский, влюбленными глазами глядя на свою отважную тетку.
— А-а-а… — протянула та, абсолютно удовлетворившись столь странным ответом. Точно речь шла о мужиках из соседней деревни, пришедших в ее имение озорничать и пьянствовать на престольный праздник!
Более того, сельская воительница неожиданно сунула пальцы в рот и так оглушительно засвистала вослед беглецам, что у Владимира страшно засвербело в голове, а Ольга с немедля заткнули уши, изящно — мизинчиками.
Тем временем Оленин словно стряхнул с себя страшное оцепенение последних драматических минут схватки. Вызволив из сугроба барахтавшуюся там Татьяну и передав ее на попечение Марьи Степановны, он стремглав кинулся к Оболенскому.
— А где Орлов? Где этот мерзавец? — запальчиво выкрикнул Оленин, озираясь вокруг, все еще не остыв от горячки сражения.
— Где еще положено быть мерзавцам? — усмехнулся Владимир. — Разумеется, в бегах. Конных, прошу заметить!
Он кивнул в сторону белой целины снежных полей, туда, где в утреннем морозном тумане мелькал конный силуэт, медленно удаляясь в сторону тракта. Позади, немного поотстав от предводителя, нахлестывали коней остальные кавалеры ордена святого Гименея.
— Так надо за ним! Догнать разбойника!! — воскликнул Евгений, озираясь в поисках лошади.
— Бесполезно, — констатировал Владимир, смерив взглядом расстояние до удалявшегося графа. — По такому снегу нам его не догнать, уж поверь на слово.
— Ах, каналья… — выругался молодой человек и вскинул пистолет, яростно щелкая заевшим, по- видимому, курком.
— Не трудись, мой друг, он уже разряжен, — спокойно заметил Оболенский, указывая на бесполезный теперь длинноствольный «лепаж». — Да и будь там пуля и сухой порох — я бы не стал стрелять с такого расстояния ни в коем случае. Орлова уже определенно не достать, даже из швейцарского ружья.
— Что же делать? — растерянно пробормотал Оленин, все еще сжимая в руке холодную рукоять пистолета. — Ведь уйдет, непременно уйдет, подлец.
— Не уйдет, — сурово молвила Марья Степановна. — Я гонца послала к соседям, Шубиным да Яновским. Они аккурат за тем леском проживают. Должны мужиков послать сюда, мне на выручку. Глядишь, и изловят беглецов.
И она ткнула пальцем в сторону Потоцких дубрав.
— Откуда ж ты знала, милая систер, куда мерзавец направится? — восхищенно воззрился на нее племянник.
— Дак я и о мерзавце-то вашем не ведала, — пожала плечами старая барыня. — Только тут два пути всего и есть: либо по тракту, либо через рощи на выселки. Тракт сторожить нечего — лихой человек его завсегда сторонится. Остается Потоцкий лес, вот и вся недолга.
— Быть бы тебе тетушка министром — цены бы тебе не было, — изумленный уж в который раз смекалкой и житейским опытом Марьи Степановны, воскликнул Оболенский.
— А мне и так цены нет, — усмехнулась тетка. — Я и крепостных своих ни единого не продала и не продам. Разве ж слыханное это дело — живыми людишками торговать равно скотом? Мы же не арапы какие, прости господи. У меня еще совесть есть.
И она истово перекрестилась, после чего подмигнула.
— А теперь шагай за мною, молодежь. Нечего вам тут мерзнуть. Да и в вертепе этом, прости Господи, делать нечего таким благородным молодым людям. Едем ко мне, в Тюленево, там все и расскажете.
— Одного я не пойму, — вышагивая по лесным сугробам с самым беззаботным видом, разглагольствовал Владимир. Он вообще был неунывающим человеком, и драматические события на «дуэли», похоже, только взбодрили и растревожили его живой и быстрый ум.
— Куда это, интересно бы знать, смотрят нынешние романисты? Ведь взгляните на всю эту историю, героями которой мы невольно оказались? Это же истинный сюжет для авантюрной книжицы, да еще и с романтическими переживаниями, воздыханиями и прочей чепухой!
— Вот и пропиши обо всем этом, — предложила Ольга.
Татьяна шла, опираясь на руку Оленина, и лицо молодого человека было исполнено, наверное, наивысшего блаженства, когда-либо испытанного им в жизни.
— Увы, не имею к тому словесного дара, — пожал плечами Оболенский. — Вот пусть Оленин лучше напишет. Он умеет благородные мысли излагать похлеще моего. Одно слово, дипломат. Я-то больше по научной части…
— На кафедре небось? — язвительно подсказал ему товарищ.
— А хотя бы и там, — махнул рукою Владимир. — Да только и ты, братец, ленив. Чтоб книжки сочинять, надобно терпение иметь и усидчивость.
— Эх, вы, сочинители! — возмущенно выкрикнула Ольга. — Может быть. Вы нам с Таник прикажете романы писать? А, подруга, как ты поглядишь на сей презабавный фортель?
Татьяна лишь тихонечко вздохнула в ответ на ее слова.
— Есть у меня на примете один юноша, — улыбнулся Оленин. — Молод еще, разумеется, но уже теперь талант в нем поэтический имеется.
— Да ты сам читал ли его вирши?
— Самому не довелось пока, но кой-какие друзья ознакомлены. Думаю, пройдет лет пять-десять, и быть ему надеждою российской словесности.
— Ну, коли так, расскажи ему нашу историю, — усмехнулся Владимир. — Да смотри, чтоб не приврал для форсу, а то знаю я их, сочинителей. И про графа, и про его кавалеров, да и дуэль не позабудь упомянуть — для занимательности сюжета.
— Про графа лучше не надо, — впервые робко подала голос доселе хранившая молчание Татьяна. — Лучше о любви, это ведь всем интересно.
Оленин посмотрел на нее с нежностью, и девушка, почувствовав его взгляд, даже не поднимая глаз, тут же зарделась как маков цвет.
— Думаю, все равно приврет, — заключил Оболенский.
— И слава Богу, — убежденно молвила Ольга. — Еще не хватало, чтобы вся эта история всплыла на страницах модного романчика. Ты что же, Володька, хочешь, чтобы весь свет обсуждал Татьянин роман с этим проходимцем?
Татьяна умоляюще посмотрела на подругу, безмолвно прося, конечно же, более не касаться этой темы уж никогда.
— Ладно, графа вычеркнем, — покладисто согласился Оболенский. После чего тут же провалился одной ногою в сугроб, скрывавший под собою предательскую ямку. — Но дуэль надобно оставить беспременно.
— И имена изменить, и фамилии беспременно, — безапелляционно потребовала Ольга. — Не хватало
