Как только я вошел в избу, Ульяна собрала наши грязные вещи и отправилась стирать на речку, а мы остались одни в избе, ожидать, пока нас приведут в божеский вид. Наталья Георгиевна, простоволосая, в одной посконной рубахе выглядела очень ничего, так что я невольно начал за ней ухаживать. Дети, утомленные купанием, легли спать, а мы чинно беседовали, сидя у окна. Упоминать о гибели мужа я избегал, потому наш разговор больше касался «светской жизни», которую вела молодая женщина. Увы, никаких дискотек и светских раутов она не припомнила, сплошные богомолья и хождения к святыням. Впрочем, судя по ее оживленному рассказу, развлечения такого рода ей нравились.
Часа через два вернулась Ульяна с нашим стираным платьем. Проснулись дети, начали возиться на лавке, занимаясь сами с собой. Одним словом, жизнь налаживалась. Я наслаждался бездельем, безопасностью и впервые за последние дни никуда не спешил. Шустрая отроковица, развесив во дворе мокрую одежду, присоединилась к нам, и я сумел задать с утра интересовавший меня вопрос, каким образом она отвела глаза казакам, и они нас не увидели. Одно дело, когда всякой чертовщиной владеет старушка- ведьма, и совсем другое — девчонка.
— У нас в деревне многие умеют глаза отводить, — пояснила Ульяна. — Дело нехитрое. Делаю, как матушка учила.
— И как делаешь? — попытался я поймать ее на слове.
— С Божьего благословения, батюшка.
— Ну, насчет Божьего благословения, такого быть не может. Церковь за колдовство не хвалит, — нравоучительно объяснил, было, я, но, наткнувшись на непонимающий взгляд, замолчал. Решил, пусть с язычеством и ведовством борется сама церковь. Спросил: — А меня можешь научить?
— Не могу. Ты же батюшка! Да и не получится у тебя, этому сызмальства нужно учиться.
— А где, кстати, твои родители?
— Батюшку в Москве в голодный бунт убили, а матушку в избе крестьяне сожгли, — просто сказала девочка.
— Как это сожгли! — невольно воскликнул я.
— Как ведьму.
— Господи, когда?
— На нынешнее крещенье.
— Здесь? — машинально задал я глупый вопрос.
— Нет, в Покровке, сюда я к дяде Гривову прибегла, как начали со мной покровские парни баловать.
— Как баловать?
— Как с бабами, как стала я сирота, так они начали меня тереть, — просто ответила девочка.
— Тереть... — я понял, что она этим хотела сказать. И только покачал головой, глядя на хрупкую, почти детскую фигурку девочки. Христианская община, твою мать!
— А я за то на них порчу навела, — неожиданно добавила Ульяна, — а в деревню красного петуха пустила.
Про такого известного на Руси петуха я слышал.
— Деревню сожгла! — поразилась Морозова. — Как же можно?
— А матушку жечь можно, а со мной силком баловать?
Что делать, у каждого своя правда и своя ненависть. Попробуй, разберись в соразмерности действия и противодействия. Мы надолго замолчали, каждый думал о своем.
— А откуда у тебя эта изба? — спросил я, чтобы отвлечь собеседниц от грустных мыслей.
— Она не моя, а дядьки Гривова, — ответила Ульяна. — Он матушкин братец, а я живу у него по родственности. А хочешь, я тебе, батюшка, погадаю, или побоишься, — вдруг неожиданно предложила девочка, круто меняя тему разговора.
— Погадай, — согласился я, — только я гаданиям не верю.
— А я верю, — заинтересовалась Наталья Георгиевна. — Мне погадать сможешь?
— Смогу, чего не смочь, вот батюшке погадаю, а потом, тетенька, тебе. Тебе, батюшка, на чем гадать? — спросила меня Ульяна.
— На чем хочешь, на том и гадай, я в этом не разбираюсь. А на чем вообще гадают?
— Можно на гадальной книге пророка и царя Давида, — серьезно сказала девочка, — можно на бобах, на решете, на воде...
— А ты, что, умеешь читать? — удивленно спросил я, потом поправился. — Гадай, на чем тебе удобно, мне все равно.
— Тогда буду на воде, — подумав, решила Ульяна, — вода никогда не обманет.
Девочка тут же пошла в сени, принесла небольшую деревянную бадейку, почти до верха наполненную водой, и поставила ее на лавку у окна. Мы с Морозовой потеснились, освободив ей место. Вокруг бадейки девочка разложила самые разные, несовместимые друг с другом предметы: уголья из печки в глиняной миске, венок из сухих цветов, медное колечко, деревянный гребень. Мы молча следили за приготовлениями, даже Бориска, оставив игру с сестрой, подошел и внимательно глядел на чистую гладь воды в низком, широком ведре.
Ульяна первым делом, подхватив голой рукой несколько подернутых пеплом угольков, опустила их на воду, Они зашипели, потухли и начали беспорядочно двигаться по поверхности. Наверное, при желании, можно было найти в этом какой-то смысл или систему. Я не нашел и смотрел не на воду, а на
