—Неплохо! Ты даже не помнишь его имя!
—Конечно, помню. Грег Рафферти, — сказала она поспешно. — Он хороший друг! — Ни за что на свете она не пожелала бы признаться, что сравнивала их и сравнение оказалось не в пользу Грега. Майкл и без того слишком высокого мнения о себе.
—Просто друг? — настаивал он.
—Это тебя не касается.
—А если касается?
—Нет! — Она вздохнула. — Видишь ли, Майкл, возможно, я создала у тебя неверное представление о наших отношениях. Припиши это моему любопытству.
—Любопытству? — повторил он, не веря своим ушам. — Вот оно что!
—Ну, мне, как и тебе, любопытно было узнать, сможем ли мы поладить друг с другом через столько лет.
—Согласен, и ответ на этот вопрос оказался положительным. Между нами что-то есть, Лайза, и гораздо серьезнее, чем любопытство. Ты просто боишься признаться себе.
—Будь добр, уходи, а? — сказала она, не в силах сдержать отчаяние в голосе.
—Я ведь не отвечаю твоим требованиям, — продолжал он, словно не слыша ее слезной мольбы, — ни требованию содействовать твоей карьере, ни требованию зарабатывать большие деньги, ни твоим представлениям о преуспевающем мужчине!
—Все верно. Ты действительно мне не подходишь. Ты слишком… — она замешкалась, подыскивая нужное слово, но так и не смогла найти. — Ты слишком счастлив, — сказала она, наконец.
Услышав это, он разразился смехом.
—Я слишком счастлив! Ты, мой школьный товарищ, ставишь мне это в вину?
—Я поясню, что имела в виду. Ты воспринимаешь все в шутку. А жизнь не шутка, Майкл! У меня есть цели, которых я добиваюсь, образ жизни, который меня устраивает. Я не желаю вносить сумятицу в свои дела, проводя время с человеком, для которого не существует приоритетов, который не признает упорного труда ради того, чтобы добиться успеха в жизни.
—Я тоже упорно тружусь.
—Когда? Между шутовством и развлечениями?
Улыбка сбежала с его лица.
— По крайней мере, в моей жизни есть все. А у тебя? Как насчет любви? Или ты и к ней подходишь со своими деловыми мерками?
—Нет, хотя бы потому, что я в ней не нуждаюсь. Для меня работа на первом месте, а все остальное — на втором.
—Откуда это в тебе?
Она взглянула на него с настороженным вызовом.
—Что ты имеешь в виду?
—Почему работа тебе все заменила? Не связано ли это как-то с твоим отцом, с твоей семьей?
— Почему ты так решил? Он пожал плечами.
—Потому что ты работаешь в компании, которую организовал твой отец, и чуть ли не с фанатизмом заботишься о своей репутации именно там. Давит ли отец на тебя, чтобы ты добивалась успеха, высоко держала его марку, честь семьи и все такое прочее?
—Нет, он не требует ничего подобного. Ты вряд ли сможешь это понять, — сказала она бес помощно.
—А ты попробуй, объясни! — Он протянул руку, взял ее за подбородок и поднял ей голову так, чтобы она смотрела прямо ему в глаза. — По-моему, тебе необходимо с кем-то поговорить. Я прямо вижу, как твои мысли путаются, вижу, как ты держишь себя в ежовых рукавицах и как бы ты вела себя, будь твоя воля. Может, не надо так уж себя насиловать? Может, существует разумный компромисс?
Его слова были настолько точны, что Элизабет вздрогнула, как от боли. Никто еще никогда не понимал, с какими противоречивыми чувствами она подходит ко всему на свете. Но он ошибается насчет компромисса. Если только она хоть в малом даст себе волю, ей никогда не добиться поставленных целей, и она так и останется средней сестрой в семье — ни то ни се, всеми забытый ребенок.
Слезы ручьем хлынули из глаз, и она отстранилась от него.
—Компромисс исключается, Майкл! Это не для меня.
—А я думаю, что возможен. Я думаю, что в тебе есть многое такое, о чем ты даже не догадываешься. А иногда у тебя просто нет выбора. Ты должна брать то, что жизнь тебе предлагает.
—Выбор всегда есть, — заспорила она.
—Ты не права. — Он покачал головой с серьезным видом. — Возможно, со стороны кажется, что я легко принимаю жизнь, но это потому, что я знаю, как много в ней преходящего. Не то чтобы меня ничего не волновало, просто я стараюсь за второстепенным не упустить из поля зрения то, что более существенно. Ты же настолько серьезно ко всему относишься, что мне страшно думать, что произойдет с тобой, если ты потерпишь неудачу.
—Неудачу я потерплю, если только дам увести себя в сторону, позволю тебе победить. Разве ты не этого хочешь? Ты стараешься отвлечь меня, пускаешь в ход свои чары, чтобы заставить меня отказаться от борьбы за заказ.
—Ты так думаешь? У тебя в голове даже большая каша, чем я предполагал, если ты можешь смешать поцелуй, которым мы только что обменялись, с какой-то грязной тактикой.
—Майкл, пожалуйста! Мне и так плохо, не изводи меня!
—Наоборот, я стараюсь тебе помочь. Между нами что-то происходит. Ты не можешь отмести очевидное в сторону и делать вид, что ничего не замечаешь.
—Мы соперники, Майкл! Мы выступаем друг против друга. Для меня это главное!
— Соперничество не будет длиться вечно.
— Разумеется, — согласилась она, сверля его глазами. — Но когда с ним будет покончено — покончено будет и с одним из нас, и я не думаю, что это пройдет бесследно.
Он щелкнул пальцами.
— Вот в чем дело! Человек, который, возможно, возьмет верх над тобой, тем самым перестанет для тебя существовать, поэтому ты довольствуешься теми, кто тебя ничем не задевает, как тот тип, с которым ты была вечером.
Элизабет вздохнула. Судя по всему, Майкл так просто не уйдет. Тот факт, что он совсем близко подобрался к правде, вызвал у нее желание выставить его вон и хлопнуть дверью у него перед носом. Она не хотела выслушивать его больше ни под каким видом.
— Возможно, ты прав, — сказала она, наконец. — Однако вернемся к тебе. Я допускаю, что между нами было какое-то притяжение, чистая физиология, ничего больше, но считай, что все уже позади. Ты совершенно испортил мне школьные годы, — ее голос внезапно дрогнул, и глаза наполнились слезами, — всякий раз, когда я пыталась чего-то добиться, всегда вмешивался ты. Мне приходилось рассказывать дома, что я вновь проиграла, что все потеряно. В такие моменты я тебя действительно ненавидела. И хуже всего было то, что тебя это совершенно не волновало. Ты упивался своими победами.
Она покачала головой. Ей казалось, что после таких ее слов Майкл вылетит за дверь, но он даже не шевельнулся.
— О Лайза, я не знал! — Он заключил ее в жаркие объятия, не обратив внимания на слабый протест. — Тогда мы были детьми. Если я и выступал против тебя, то только потому, что ты сама вдохновляла меня, хотелось в чем-нибудь отличиться. Я никогда не думал о том, каково приходится тебе. Внешне ты всегда выглядела такой уравновешенной, знающей себе цену! К стыду своему, за внешней стороной я больше ничего не видел.
— Да, зато теперь видишь. — Она фыркнула, чувствуя, как ее раздирает желание, чтобы он убрал свои руки и чтобы он обнял ее покрепче.
— Но теперь многое изменилось. Мы уже взрослые. Мы уже не стараемся доказать, что один лучше другого. Почему бы не признать, что мы оба чего-то стоим?
Элизабет подарила ему слабую улыбку, пока выбиралась из его объятий.
— Опять ты туда же, ищешь компромисс, стараешься сделать всем хорошо. — Она покачала головой,