Джек Лондон
Жемчужины Парлея
Канак, стоявший у руля, повернул колесо, и «Малахини», скользнув под ветер, выпрямилась на киль. Ее передние паруса обвисли, раздалось тарахтение концов рифов и талей, шхуна накренилась и повернула на другой галс. Несмотря на то что было еще очень рано и дул холодный ветер, пять белых, лежавших на палубе, были едва одеты. Дэвид Гриф и его гость, англичанин Грегори Малхолл, пребывали в пижамах и в китайских ночных туфлях на босу ногу. Капитан и помощник были в нижних рубашках и мягких полотняных штанах. Судовой приказчик все еще держал в руках рубаху, не решаясь надеть ее. Пот проступил у него на лбу; он, видимо, жаждал освежить свою грудь ветром, но и ветер не давал прохлады.
— Ветер, а жарко, — жаловался он.
— А что делается там, на западе, хотелось бы мне знать! — присоединился к общим жалобам Гриф.
— Это будет продолжаться недолго, — сказал помощник, голландец Герман. — Ветер всю ночь менялся, пять минут дул отсюда, пять минут оттуда, а потом целый час еще из третьего места.
— Что-то готовится! Что-то готовится, — закаркал капитан Уорфидд, разглаживая пальцами свою бороду и подставляя под ветер подбородок в поисках прохлады. — Вот уже две недели, как погода точно с ума сошла. Третью неделю нет настоящего пассата. Все перепуталось. Барометр упал вчера и продолжает падать и теперь. Знатоки погоды говорят, что это ничего не значит, но я чувствую себя очень беспокойно, не люблю колебаний барометра. Это действует на нервы. Когда у нас погиб «Ланкастер», барометр так же колебался. Я тогда был юнгой, но все-таки я все помню очень ясно. Новое, четырехмачтовое, обшитое броней судно… в первый же рейс… Его гибель сокрушила старика. Он прослужил в Компании сорок лет. После этого он стал чахнуть и через год умер.
Несмотря на ветер и на ранний час, стояла невыносимая жара. Ветер нашептывал о прохладе, но не приносил ее. Можно было подумать, что он дует из самой Сахары, если бы не его чрезвычайная насыщенность влагой. Ни тумана, ни даже намеков на туман или мглу не было, но дали были как-то тусклы. Туч не было на небе, но какая-то пелена закрывала солнце, и лучи солнца не могли пробиться сквозь нее.
— К повороту! — скомандовал капитан Уорфилд медленно, но резко. Коричневые матросы-канаки в трусиках плавными, но быстрыми движениями устремились на снасти носовой части судна.
— Круто к ветру!
Рулевой быстро повернул рулевое колесо. «Малахини» грациозно устремилась по ветру.
— Черт возьми! Ваша шхуна — волшебница! — с одобрением воскликнул Малхолл. — Я не знал, что вы, купцы Южных морей, плаваете на яхтах.
— «Малахини» первоначально была рыболовным судном в Глостере, — объяснил Гриф, — а все тамошние суда по своей конструкции, такелажу и ходу являются яхтами.
— Если вы направляетесь к проливу, почему же вы не входите в него? — критически заметил англичанин.
— А ну-ка попробуйте, капитан Уорфилд, — предложил Гриф. — Покажите ему, как входить в лагуну при сильном отливе.
— В бейдевинд! — крикнул капитан.
— В бейдевинд, — повторил канак, поворачивая колесо на половину спицы.
«Малахини» направилась к узкому проливу, который вел в просторную лагуну длинного и узкого атолла. Атолл состоял как бы из трех атоллов, которые в период формации столкнулись и соединились. На песчаной полосе острова росли кокосовые пальмы; местами попадались в песке ямы, где песок сползал прямо в море. Через эти провалы можно было видеть защищенную лагуну, воды которой походили на слегка тронутую рябью поверхность зеркала. Эта неправильно очерченная лагуна вмещала в себя огромное количество воды, и во время отлива вся масса воды устремлялась в узкий канал. Канал был так узок, а напор воды так силен, что проход скорее напоминал речную быстрину, чем обыкновенный вход в атолл. Вода в проливе кипела, бурлила, образовывала водовороты и проскальзывала в море в белой пене стремительных волн. Каждая из этих мощных волн, ударявшая судно в нос, сбивала шхуну с ее курса и точно стальным клином отталкивала ее к берегу пролива. После того как часть пути была пройдена, близость к опасным коралловым рифам заставила шхуну повернуть. Переменив галс, она стала бортом к течению, и ее помчало течением в открытое море.
— Ну, теперь как раз кстати пустить в ход вашу новую дорогую машину, — добродушно посмеивался Гриф. Все знали, что эта машина была больным местом капитана Уорфилда. Он упрашивал и умолял купить ее, пока Гриф не дал своего согласия.
— Она еще окупится, — возражал капитан. — Со временем вы убедитесь. Это лучше всякой страховки, а ведь вы знаете, что страховые общества не отвечают за крушение в архипелаге Паумоту.
Гриф указал на небольшой катер, который позади них шел тем же курсом.
— Ставлю пять франков, что маленькая «Нухива» обгонит нас.
— Несомненно, — согласился капитан Уорфилд. — Она относительно сильнее нас. Мы по сравнению с ней настоящий океанский пароход. У нее десять лошадиных сил, и она так и скачет по волнам. Она могла бы, кажется, добраться до самой преисподней, и все-таки ей не одолеть этого течения. Скорость течения теперь десять узлов.
«Малахини» швыряло и качало на все лады, и со скоростью этих десяти узлов она вылетела в открытое море.
— Через полчаса станет тише, и тогда мы войдем в пролив, — сказал капитан Уорфилд с раздражением, которое объяснилось его словами: — Он же не имел права называть остров Парлей. Остров обозначен на адмиралтейских и на французских картах под названием Хикихохо. Остров открыл Бугенвиль и назвал туземным именем.
— Дело не в названии, — вставил судовой приказчик, воспользовавшийся разговором, чтобы остановиться с руками, уже наполовину засунутыми в рукава рубашки. — Важно то, что остров тут, под самым нашим носом, и что на нем сидит старик Парлей со своим жемчугом.
— А кто видел его, этот жемчуг? — спросил Герман, посматривая то на одного, то на другого.
— Да это всем известно, — ответил судовой приказчик. — Таи-Хотаури, — обратился он к рулевому, — что ты знаешь о жемчуге Парлея?
Канак был доволен, что к нему обратились, он с чувством собственного достоинства перебирал спицы рулевого колеса.
— Мой брат нырял для Парлея три-четыре месяца. Он много говорил о жемчуге. Хикихохо — очень хорошее место для жемчуга.
— И скупщикам жемчуга никогда не удавалось вытянуть у Парлея ни одной жемчужины, — вмешался в разговор капитан.
— Рассказывают, что, отправляясь на Таити, он вез Арманде целую шляпу жемчуга, — продолжал рассказывать приказчик. — Это было пятнадцать лет назад, а с тех пор он все копил и копил, собирал даже перламутр. Все видели этот перламутр — несколько сотен тонн. Говорят, что теперь из лагуны все выловлено дочиста. Может быть, поэтому он и объявил теперь аукцион.
— Если Парлей действительно распродаст свой жемчуг, то это будет наибольшая партия за целый год на всем Паумоту, — сказал Гриф.
— Скажите же, наконец, в чем дело? — вышел из себя Малхолл, как и все остальные, измученный влажным зноем. — Что все это значит? Что это за старый Парлей? Что это за жемчуг? Почему все это окружено такой таинственностью?
— Хикихохо принадлежит старому Парлею, — ответил приказчик. — У него целое состояние в жемчуге. Он собирал его всю жизнь. Несколько недель назад он вдруг оповестил всех, что будет продавать его с аукциона. На завтра назначен аукцион для распродажи жемчуга. Посмотрите, сколько мачт видно внутри лагуны.
