— Гениально, — сказал Колян и полез в шкаф за барахлом.
Кафтан Ходулин себе отыскал на загляденье, ярко алого цвета, словно бы облитый кровью. Прямо не Колян, а актер народного театра. Ярослав выбрал мундир Преображенского полка, офицерскую перевязь и сапоги. Кравчинский настоял, чтобы он нацепил еще и шпагу, для полноты образа.
— Холодное оружие. Вдруг придется на дуэль кого-то вызвать. А ты у нас как-никак разрядник по фехтованию.
— Это когда было, — отмахнулся Ярослав, не без интереса рассматривая старинный клинок — оружие, судя по всему, было коллекционным.
— Пистолет еще возьми, — посоветовал Аполлоша, — вон там, на верхней полочке.
— Это пугач какой-то, — возмутился Колян. — К тому же не заряжен, наверное.
— Много вы понимаете в старинном оружии, ваше сиятельство, — обиделся на Ходулина Кравчинский. — От пуль, выпущенных из таких пугачей, как вы изволили выразиться, полег весь цвет нашей поэзии. В крайнем случае можно не стрелять, а просто двинуть деревянной рукояткой по агрессивной морде. Штука старинная, добротная и увесистая, такой любую башку прошибить можно.
Заслуженный пацифист Российской Федерации был настроен сегодня слишком уж воинственно. На это ему и указал Ярослав, однако пистолет взял и засунул его за широкий пояс.
— С такими молодцами да отступать! — Кравчинский прицокнул языком, оглядывая своих приятелей. — Пусть мафия трепещет.
— Это дело надо обмыть, — предложил Колян, любуясь своим отражением в зеркале.
И, надо признать, было чем любоваться. Облачившись в одежды восемнадцатого века, Колян Ходулин сильно прибавил в аристократизме. В джинсе он смотрелся, обычным городским парнем, а тут расцвел как георгин на клумбе перед краеведческим музеем. Даже надменность во взоре появилась, чего Ярослав прежде за ним не замечал.
— Эх, — вздохнул Кравчинский, — телок нет, в смысле лебедушек. Некому оценить нашу мужскую красоту. А за вином тебе, Колян, придется в подвал топать. В шкафчике хоть шаром покати.
— Я мигом, — сорвался с места аристократ-новодел, — одна нога здесь, другая там.
Ярослав поведения приятелей не одобрил. Упьются, чего доброго, дармовым вином, которое хоть и не отличается богатством градусов, но тем не менее способно вогнать в дурь чрезмерно усердных своих почитателей.
— Протрезвеем,—махнул рукой Кравчинский, — до вечера еще далеко.
— А если они днем начнут?
— Я тебя умоляю, Ярила, это тебе что, детский утренник? Балы начинаются вечером, длятся всю ночь, а к утру все разъезжаются, натанцевавшись до упаду.
— А когда они работали?
— Плебей, — задохнулся от возмущения Аполлон. — А еще лейб-гвардейский мундир напялил. Какая может быть работа у аристократа? Любовь — вот что было смыслом их жизни. Любовь и интриги вокруг юбки императрицы. Галантный век.
— А кто на дорогах разбойничал?
— Это в свободное от балов время. В деревенской глуши, в родовых поместьях, куда их ссылали осерчавшие императрицы. Надо же было удаленным из Петербурга людям чем-то себя занять.
— Графа, выходит, сослали в эту глушь?
— Скорее всего да. Может, руку запустил в казну, может, закрутил с какой-нибудь девахой, о чем доброжелатели донесли ревнивой государыне. Заснул там, что ли, его сиятельство?
— А почему заснул? — удивился Ярослав. — Его же убили, если верить Митрофанову?
— Я про Ходулина, — хохотнул Кравчинский. — Заблудился он, наверное, в этом подвале?
— Или от бутылки оторваться не может. — Ярослав нахмурился, бросая взгляд на часы.
Колян отсутствовал уже добрых двадцать минут. За это время семь раз можно было туда-сюда обернуться. Вот ведь пьяница, прости господи, ну ничего ему доверить нельзя! Знает же, паразит, что предстоит ответственное дело, так нет, наклюкается теперь как свинья, и придется с ним возиться, вместо того, чтобы искать Катюшу.
— А ну пошли. — Кузнецов поднялся с места. — Я сейчас этому недоделанному графу мозги вправлю.
— Да ладно тебе, Ярила, — попробовал заступиться за товарища Аполлон, семеня в неудобных туфлях за шагающим по винтовой лестнице преображением. — Расслабился человек, с кем не бывает. Пьяница проспится, дурак никогда.
Увы, у стеллажей с бутылками Ходулина не оказалось. Аполлон нашарил оставленную здесь свечу, но она мало помогла следопытам. Чуть ли не час детектив с поэтом искали по подвальным закоулкам пропавшего оболтуса, едва не сорвав голоса, но Колян так и не откликнулся ни на их доброжелательный зов, ни на матерные проклятия.
— Завалился куда-нибудь и спит, — сказал обозленный поисками Аполлон, не склонный после долгого блуждания по подвалам к всепрощению. — Пусть только объявится, я ему фитиль вставлю от души. Ну никакой ответственности у человека, оболтусом родился, им и умрет.
Кравчинский от рождения не был склонен к мордобитию, но есть типы, способные вывести из себя даже очень благосклонно взирающих на недостатки ближнего людей.
Просто напиться — еще куда ни шло, но напиться в тяжкий для друзей час, когда их уже почти готовы обвинить в убийстве невинной девушки — это надо быть совсем скотиной.
— Какой кафтан из-за него испачкал, — сокрушенно вздохнул Аполлон, разглядывая себя в зеркале. — В жизни не прощу ему такого свинства.
— Возьми другой. А то смотришься как белая ворона.
— Что же, по-твоему, я на балу должен быть в черном?! Хотя, в этом что-то есть. Лорд Байрон на пиру у графа Дракулы. Какой поворот сюжета. Поэму напишу, помяни мое слово. Нет, лучше роман. Что-нибудь в готическом стиле. Призраки, вампиры, несчастная девушка в лапах негодяя. Графиня с изменившимся лицом бежит к пруду.
— Какая еще графиня?
— Это из классики. Правда, уже советской. — Кравчинский сменил белый кафтан на черный и теперь с Удовольствием любовался своим отражением. — До Байрона не дотягиваю. Значительности в лице не хватает. Разве что — до графа Калиостро.
Ярослав в сторону поэта только рукой махнул. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Куда больше его в эту минуту волновало исчезновение Ходулина. Не мог этот тип упиться за полчаса до полного отруба. Добро бы водка была или самогон, а то кисленькое винцо с невеликими градусами. Коляну ведро этой гадости выпить надо, чтобы потерять ориентировку в пространстве. Причем залпом. Но Ходулин не лошадь, чтобы ведрами вино потреблять. Что-то тут не то. Сначала Катюша пропала, потом Колян.
В нечистую силу Ярославу верить не хотелось, в инопланетян — тем более. Оставалась мафия, будь она неладна. Но зачем мафии Колян? Какие тайны они собираются выпытывать у человека, который ни к чему не причастен — ни к финансовым потокам, ни к золотым россыпям, ни к алмазным копям, ни к нефтяным фонтанам. Наследство Ходулину точно не светит. Отец его погиб много лет тому назад, мать умерла недавно. Из родственников, кроме тети Фроси, никого нет. Может, дело все в этой Ефросинье? Недаром же Митрофанов назвал ее ведьмой.
— Ты что, заснул, Ярила?
— Думаю,—нехотя откликнулся Кузнецов.
— Ну, думай, — согласился Аполлон. — В конце концов, ты у нас детектив. А наше дело писательское. Я вздремну, пожалуй, ты не возражаешь? Ночь выдалась суматошная, да и день не очень задался.
Ярослав тоже задремал, убаюканный царившей во дворце мертвой тишиной. И заснул он, кажется, надежно, хотя очнулся почти мгновенно, когда яркая вспышка ударила его по глазам. Впрочем, он не исключал, что вспышка ему просто приснилась. Но в любом случае ночь уже вступила в свои права, в спальне хозяина, где они с удобствами расположились, было темно и тихо, зато со двора доносился шум, который заставил детектива вскочить с кресла и мгновенно мобилизоваться.
— Вставай, Калиостро. — Кузнецов ткнул в бок заспавшегося Аполлона.
Кравчинский проснулся, но не сразу сообразил, где находится, и ошалело оглядывался по сторонам,
