Правда, длилось это недолго, считаные годы, а потом урсы потерпели жесточайшее поражение от новгородцев — и звезда Листяны закатилась.
— А Жирята здесь при чем?
— Ган Жирята был во главе скифских и славянских ганов, которые поддерживали Листяну и его урсов. Но в решающий момент Жирята предпочел сговориться с новгородцами.
— А почему он их предал?
— Говорят, что причиной тому было Слово, которое Листяна вывез из дальних земель и до которого всю жизнь пытался добраться ган Жирята, ибо все помыслы его были направлены к каганской булаве. Очень может быть, что ган Митус унаследовал от отца эту всепоглощающую страсть к власти.
— А откуда у Листяны это Слово — и что это вообще такое?
— Листяна в молодые годы разорил храм матери всех богов Кибелы и вывез оттуда не только накопленные за века богатства, но и святыни, в том числе ложе богини и Слово, в котором заключается огромная сила. Слову подвластны не только люди, но и боги, и кто им владеет, тот правит миром.
— Но Листяне Слово не помогло, — усмехнулся Ицхак.
— Мало владеть Словом, надо еще уметь его применить.
— Хабал знал об этом Слове?
— От него я и услышал эту историю, — подтвердил Джелал, — Хабал и Лихарь были одержимы желанием добраться до спрятанных Листяной святынь. Наследили эти двое, похоже, и в Персии, и в других странах. Есть сведения, что по их следам посланы тайные убийцы.
— Мне нужен человек, который хорошо знает Хабала и Лихаря, сделай одолжение для сына старого друга, Джелал.
— Бахрам разве что, — погладил бороду перс. — Лет десять назад он приходил ко мне справляться, не было ли весточки от бывшего моего приказного.
— Где сейчас этот Бахрам?
— Служит десятником в Большой кагановой дружине, — охотно подсказал Джелал. — Ручаться я за него не могу, Ицхак, мутный он человек. Веру будто бы принял иудейскую, но какому богу он в действительности кланяется, сказать трудно. Много сейчас таких безродных людишек собирается вокруг кагана Битюса, и ни к чему хорошему это не приведет.
Ицхак не стал спорить со старым персом, хотя далеко не во всем был с ним согласен. Новости, которые сообщил ему Джелал, были хоть и двадцатилетней давности, но свежести своей еще не потеряли. Неужели Мошка с Митусом поверили в байку о Слове, с помощью которого можно управлять миром? Ган Митус еще так-сяк, он хоть и кланяется истинному Богу, но из плена языческих суеверий еще не вырвался, но поверить в то, что старый выжига Моше клюнул на столь дешевую наживку, Ицхак отказывался наотрез. Не исключено, впрочем, что старого выжигу к Листяниным схронам притягивало не Слово, а золото. Пока, однако, история с объявившимся шатуненком закончилась тем, что боярин Драгутин обвел вокруг пальца всех своих врагов, изрядно при этом потрепав их за бороды. И сразу же встал вопрос — откуда даджан узнал о чужой игре, истоки которой прятались во временах двадцатилетней давности?
Имя боярина Драгутина прогремело лет десять назад, после удачного похода даджан в угорские земли. После этого он еще не раз ходил по Дунаю, с большим прибытком и для себя, и для своего отца князя Яромира. Слухи об удатном воеводе докатились до каганова стана. Драгутин был зван к Битюсу, но на зов не явился, сославшись на нездоровье. Зато со всех концов Руси стали поступать сведения, что средний сын Яромира подбивает городских князей к ссоре с каганом и находит в этом поддержку не только у своего отца, но и у князя Гостомысла Новгородского. Не раз кагановы ближники пытались извести боярина, но все их попытки заканчивались неудачей.
Отправив служку за десятником Бахрамом, Ицхак в задумчивости прохаживался по малой зале своего дворца. Дело складывалось таким образом, что его присутствие на радимичских землях становилось просто необходимым. Правда, на носу была зима, весьма суровая в тех краях. Сейчас особенно приходилось сожалеть и об утерянном Берестене, и о невзятом городце. Жизнь в холодных схронах не прельщала Ицхака.
Вошедший десятник Бахрам произвел на Ицхака приятное впечатление: высок ростом, плечист, глаза умные и цепкие. Лицом, правда, мрачноват. Но с лица, как известно, воду не пить. Года Бахрама были немалые, по прикидкам Ицхака, за четыре десятка ему уже перевалило. Повинуясь жесту хозяина, гость сел на лавку, положив сильные руки на колени.
— Джелал посоветовал мне обратиться к тебе за разъяснениями по одному заинтересовавшему меня делу. Мне нужны сведения о Хабале.
— Хабала я знаю, — спокойно ответил десятник.
— А Лихаря, сына Листяны Колдуна?
Лицо Бахрама дрогнуло, даже поза стала чуть напряженнее:
— Последний раз я видел его одиннадцать лет назад в Шемахе. Опасный он человек, почтеннейший.
— Вы поссорились?
— А мы никогда не пребывали в мире, — пожал плечами Бахрам. — Каждая наша встреча заканчивалась кровью. Правда, далеко не всегда это была наша с ним кровь.
— Но с Хабалом вы оба ладили?
— Однажды Хабал был посредником между нами.
— И чем завершилось дело?
— Дело завершилось смертью одного очень влиятельного гана, который мешал всем, — криво усмехнулся Бахрам. — Он мешал Лихарю, мешал кагану, мешал даже собственному сыну.
— А что Хабал с Лихарем искали в Персии? — перевел разговор на другое Ицхак, которого смерть гана Жиряты волновала постольку-поскольку.
Бахрам некоторое время колебался, говорить или не говорить, но потом все-таки решился:
— Они искали дорогу к старому храму.
— Храму Кибелы? — быстро уточнил Ицхак. — Тому самому, из которого Листяна Колдун похитил ложе богини и Слово?
Осведомленность иудея не на шутку удивила и испугала перса, во всяком случае, глаза его метнулись к рукояти меча
— О ложе богини говорит сегодня весь торг, — пояснил Ицхак. — Разве твоих ушей еще не достигли слухи о тайном браке даджана Драгутина с богиней Макошью?
— О свадьбе я ничего не слышал, — хрипло отозвался Бахрам. — А что до Макоши, то она лишь слабая тень богини-матери, прародительницы всего сущего на земле.
Сказано это было с таким пылом, что Ицхак уже не сомневался — перед ним тайный приверженец Кибелы. Однако вслух говорить о своей догадке он не стал.
— Я знаю только одного Бога, а всех остальных считаю бессильными идолами.
— В бесов ты тоже не веришь, иудей?
— Все в этом мире от Бога, — холодно отозвался Ицхак. — А что до бесов, чертей и дэвов, то они не более чем выдумка суеверных людей.
— Шатун тоже выдумка? — зло прищурился Бахрам.
— Шатун — это просто ловкий ряженый, который водит за нос простаков.
— Ряженый, говоришь?! — криво усмехнулся десятник. — А теперь смотри сюда, почтеннейший.
На смуглой коже перса следы когтей выделялись особенно отчетливо, несмотря на старания времени, которое пыталось их загладить. Сомнений у Ицхака не было, рана на плече Бахрама действительно нанесена звериной лапой.
— Это память о нашей первой встрече, еще в радимичских землях. — Глаза Бахрама сверкнули безумием. — Он превращался в медведя прямо на моих глазах, а потом рвал и калечил моих людей.
— Лихарь? — спросил Ицхак подсевшим голосом.
— Лихарь сын Листяны, Шатун и сын Шатуна, — кивнул головой Бахрам, успокаиваясь.
— В радимичских лесах объявился шатуненок. Это сын Лихаря?
— Я слышал об этом от хазара гана Горазда, — сказал десятник, — потому и откликнулся на твой зов. Если Шатуненок родился на выселках у Поганых болот, то он действительно сын Лихаря и внук
