улыбаясь, затягиваясь подкуренной от плиты (спичек в доме не было уже третий день, а посему горел «вечный огонь») сигаретой. А Дик снова объяснял, что это тяжело и страшно, что можно свихнуться от одиночества, когда все — ВСЕ тебя боятся!
Забывшись, Дик нервно щелкнул пальцами… Вспышка. Сухой треск… На пол медленно осели искры… Ну вот… «Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро…» Дик привычно смущенно пробормотал: «Извините…» — и побрел в прихожую обуваться.
Опять. Опять один. Опять искать. Ну сколько же можно…
В кухне раздался возмущенный вопль: «Идиоты!» — и когда Дик уже возился с замками входной двери, в прихожую выскочила Эйси:
— Ой, извини, кис, эти… выключили газ, и огня ни у кого… — Девушка взяла его за руку. — Ты не подкуришь?..
Дик молча смотрел, как Эйси деловито зажгла сигарету от язычка пламени на ладони.
— Кис, зажги газ, хорошо?
Он снова вошел на кухню и от искр с его пальцев вновь запылал синий огонь конфорки. А Призрак отвлекся от очередной теории, и, повернувшись к нему, полюбопытствовал:
— Слышь, Дик, ты когда заскочишь? Меня завтра не будет, а послезавтра, если что, я заброшу сюда «Хроники». Ладно?
Сэкономить время
Зависке на Десне посвящается…
Ледяная вода поднимается все выше, стягивая грудь безжалостными обручами, замораживая разум и саму душу… Рвешься из последних сил, но их нет даже на крик, и кожаные ремни лишь глубже впиваются в тело… Кто выдумал эту пытку?.. Ждать осталось недолго — вместе с приливом завершится и моя жизнь… Холодно!..
…Холодно… И мокро… Твою!.. В Бога!.. В душу! Мать!!. Перемать!!!
Девушка начала яростно выпутываться из спальника, основательно пропитанного дождевой водой. Удачно завершив сей процесс, она села и огляделась. С крыши палатки текло немилосердно, пол превратился в грандиозную лужу, в которой плавали одеяла, шмотки, Кис, основательно перебравший вчера и посему слабо реагирующий на повышенную влажность, она сама и надувной матрас, на котором возлежали Дик и Дана. Девушка вздохнула, прошмонала карманы Киса, обнаружила там относительно сухие сигареты и почти (увы! — только почти) не отсыревшие спички, с четвертой попытки закурила и осторожно высунулась наружу. Серый дождь с серого неба неторопливо спускался в серую реку, и, хотя месторасположение часов стало неизвестным еще вчера, девушка прикинула, что уже начало одиннадцатого, и пора бы собираться. Не страдая плохим воображением, она достаточно отчетливо представила себе весь процесс запихивания мокрых вещей в еще более мокрые рюкзаки, страдальчески выругалась и вернулась в палатку, где, встретившись взглядом с только что проснувимся Диком, торжественно возвестила:
— Дождь.
Дик осторожно прополз к выходу, поднял полог, обозрел «утренний пейзаж» и уныло заметил:
— Я уже заметил.
Молодые люди сочувственно взглянули друг на друга и начали будить приятелей.
О, Великие Утренне-Мокрые Сборы, когда холодная вода льет за шиворот, вещи не желают впихиваться ни в какую… (вставить по усмотрению), а громогласный мат оглашает окрестности. О, Hезабвенная получасовая пpогулка под пpоливным дождем по щиколотку в гpязи!.. О, Hеземное Блаженство Извечного Hепpуна, ибо, по пpиходу к автобусной остановке немедленно выясняется, что тpанспоpт только что ушел, а до следующего pейса — тpи часа…
Тусовка уронила рюкзаки и молча уселась — материться уже не было ни сил, ни желания. Кис сосредоточенно разглядывал неподкуренную сигарету, Дана несчастными глазами смотрела на Дика, а Тао… Девушка сидела и думала, что дороже всех богатств Востока и Древних Империй — заначка, о которой не знает муж, что двадцать баксов в нагрудном кармане почти не намокли, а если сидеть здесь три часа, то ничего хорошего не получится, и что очтаваться без прикида — ее карма, против которой, как известно, не попрешь, а домой все равно надо… Наконец она поднялась:
— Пошли.
— Ща пошлю! — радостно отозвался Кис.
— Куда? — вяло полюбопытствовал Дик.
Дана промолчала.
— На трассу. Тачку стопить.
— Без «бабок»?
Тао молча показала сложенную двадцатку.
Минуты две молодые люди поиграли в «благородное отрицание», затем, в — дцатый раз выслушав сообщение Тао, что у нее дома «этого гуталина — ну просто завались!» (под понятием «гуталин», по- видимому, имелись в виду двадцатидолларовые купюры), сделали вид, что поверили, и бодро помаршировали к шоссе.
Водитель обшарпанной легковушки с тихой ненавистью взглянул на четырех мокрых и грязных молодых людей, голосующих на обочине, но зажатая в руке одного из них купюра пробудила в его душе христианское милосердие. И вскоре рюкзаки были загружены в багажник, а тусовка, умостившись на сидениях, начала лениво-умиротворенный треп, поглядывая на мелькающий за окном лес.
— …Сэкономим время… Еще на мультики успеем…
— …Эх, водку не допили!..
— О, Единый! Кто про что…
— Дик, все течет, все меняется…
— А дома — муж с ребенком. Штаны — пеленки…
— Усохни, выродок!.. Много бы отдала, чтоб Элька скорее выросла…
Разговор постепенно затих. Тусовка задремала…
Тао проснулась от того, что кто-то деликатно тряс ее за плечо. Девушка оглянулась. Дика с Даной в машине уже не было… Ах, ну да! Добрый водитель за остатки водки подрядился развезти всех по домам. Тао вытянула рюкзак, прохрипела Кису вместо прощания: «Вечерком звякни…», — и поплелась на пятый этаж, мучительно пытаясь проснуться. По окончании пути ей это удалось, и девушка тупо уставилась на свою дверь. Драный «дерьмантин» был заменен на нечто новое, модно-строгое, изящная бронзовая пластинка с номером квартиры заменила две невзрачные алюминиевые циферки… «Ни фига себе, сказал я себе, — подумала Тао, даже не трудясь доставать ключи — количество замков увеличилось вдвое. — Видать, с головушкой у благоверного не все в порядке. То палец о палец не ударит, а то — вот… Титанический труд за двое суток.» Она нажала кнопку звонка, который немедленно выдал замысловатую мелодию, что окончательно убедило девушку в том, что за два дня ее отсутствия в голове мужа обнаружились значительные неполадки…
«Не прошло и полгода», как дверь открыли. На пороге стоял Стен… Челюсть Тао медленно, но верно устремилась вниз. Каштановые волосы «благоверного» остались длинными, но нечесанные пряди трансформировались в элегантную прическу, вечно неухоженная борода была аккуратно подстрижена, а знакомые карие глаза смотрели из-за стекол очков в изящной золотой оправе, смотрели…
Смотрели с ужасом и удивлением…
— З-заходи…
Тао, «в полной непонятке», переступила порог… На полу в прихожей — палас… Шкаф-вешалка с
