отличный лыжник, раз решился на такое.
— Ну, так или иначе, а на нем должны быть царапины. Вот что надо искать.
— И как, сегодня начнете искать или уж потерпите до завтра? — осведомился Вэйт.
Глава 10
Бланш Колби ждала его в комнате.
Она расположилась на кровати, опершись на подушку, одетая в бесформенную ночную рубашку из фланели — от горла до щиколоток. В руке Бланш держала яблоко и сердито его кусала, когда Хейз вошел в комнату, а потом уткнулась глазами в книгу.
— Добрый вечер, — сказал Хейз.
Она не ответила, даже не подняла головы. Продолжала уничтожать яблоко, продолжала притворяться, что читает.
— Хорошая книга?
— Прекрасная.
— Ты меня ждала?
— Чтоб ты лопнул!
— Прости. Я…
— Не извиняйся. Без тебя я вволю развлекалась.
— Меня арестовали, понимаешь?
— Что-что?
— Арестовали. Схватили. Задержали. Посадили. Замели…
— Первое слово я поняла. Кто тебя арестовал?
— Полиция, — Хейз пожал плечами.
— Так тебе и надо! — Она отложила книгу. — Ты ведь мне сказал, что сегодня в горах убили какую-то девушку. И после этого исчез, бросил меня, чтобы убийца…
— Я ведь сказал тебе, куда иду. Сказал, что…
— Сказал, что вернешься через час!
— Да, но я же не знал, что меня арестуют!
— Что с твоей щекой?
— Меня ударили ломиком.
— Странные манеры у здешней полиции. Впрочем, так тебе и надо.
— Ты не поцелуешь мою рану? — спросил Хейз.
— Можешь поцеловать мою…
— С удовольствием!
— Я сидела у этого чертова камина до одиннадцати часов. Потом поднялась сюда и… кстати, который час?
— За полночь.
Бланш многозначительно кивнула.
— Можешь мне поверить, я бы сию минуту собрала вещи и отправилась восвояси, если бы только дороги были открыты.
— Да, но они закрыты.
— Закрыты, черт бы их побрал!
— Ты не рада, что я вернулся?
— Какая разница? Я только начала засыпать.
— Я вижу.
— В своей комнате.
— Ночная рубашка у тебя очень красивая. Моя бабушка носила точно такую же.
— Я так и думала, что тебе понравится, — произнесла Бланш ядовито, — специально ради тебя надела.
— Я всегда любил гладить фланель, — заявил Хейз.
— Убери лапы! — она увернулась, скрестила руки на груди и уселась посреди кровати, упершись взглядом в противоположную стену. Хейз, глядя на Бланш, снял пуловер и начал расстегивать рубашку.
— Если ты собрался раздеваться, — заговорила Бланш ровным голосом, — ты можешь сразу идти в…
— Ч-ш-ш! — вдруг зашипел Хейз. Руки его замерли у пуговицы. Потом он наклонил голову и стал прислушиваться. Бланш озадаченно смотрела на него.
— Что?..
— Ч-ш-ш! — повторил он, продолжая слушать. В комнате наступила тишина. В тишине проступил какой-то звук.
— Слышишь? — спросил он.
— Что?
— Слушай.
И они прислушались. Звук долетал слабо и отдаленно, но вполне ясно.
— То же гудение, которое я слышал ночью. Вернее, жужжание. Я сейчас вернусь.
— Куда ты?
— Вниз. В мастерскую, — ответил он и быстро вышел из комнаты. Когда он подходил к лестнице, в противоположном конце коридора открылась дверь. Вышла девушка с завитыми волосами, в теплом пеньюаре поверх пижамы. Она несла вафельное полотенце и зубную щетку. Улыбнулась Хейзу, проходя мимо. Спускаясь по лестнице, он услышал, как за девушкой закрылась дверь ванной комнаты.
В мастерской горели лампы. Жужжание, идущее откуда-то изнутри, растекалось в тихом ночном воздухе, внезапно прекращалось, снова возникало. Хейз тихо подошел по снегу, остановился у самого входа в мастерскую. Прижался ухом к деревянной двери и вслушался, но, кроме жужжащего гудения, не услышал ничего. Хотел было выбить замок, но передумал и тихо постучал.
— Да? — отозвался голос изнутри.
— Будьте добры, откройте, — попросил Хейз.
Он подождал. Послышался тяжелый топот лыжных ботинок, приближающийся к двери. Звякнул засов. В щели показалось загорелое лицо. Хейз узнал его сразу — это был Хельмут Курц, лыжный тренер, который помог ему накануне вечером, человек, которого он видел днем в горах как раз перед тем, как подняться по канатной дороге.
— Ox, здравствуйте! — сказал Хейз.
— Да… Что вы хотите? — спросил Курц.
Хейз был сама непосредственность.
— Я войду, не возражаете?
— Сожалею, но в мастерскую входить не положено. Она закрыта.
— Да, но вы внутри, не так ли?
— Я лыжный тренер, — заявил Курц. — Нам разрешено.
— Я только что видел свет, — продолжал Хейз, — а мне очень нужно с кем-нибудь поговорить.
— Гм…
— А что вы, кстати, здесь делаете? — небрежно спросил Хейз, небрежно нажал на дверь плечом, небрежно миновал Курца, а потом, жмурясь от света голой лампы над верстаком в другом конце помещения, попытался обнаружить источник наполнявшего мастерскую жужжания.
— Вы, в сущности, не имеете права, — начал неуверенно Курц, но Хейз уже оказался посреди комнаты, направляясь к другому освещенному месту, где над столом висела лампа под зеленым абажуром.
