— Я тебя провожу, Маня.
— Ах, ради бога, не нужно!.. — испугалась Марья Ивановна. — Меня проводит Таня.
Он все-таки проводил ее до уборной. Таня уже собиралась домой и была счастлива, что может ехать на одном извозчике с самой Марьей Ивановной. Ружищев усадил их в экипаж и остался на тротуаре. Он ничего не понимал. Марья Ивановна на прощание как-то особенно долго смотрела ему в глаза и крепко поцеловала.
Извозчик отъехал всего сажен пятьдесят, как Марья Ивановна горько зарыдала, не обращая никакого внимания на возвращавшуюся по тротуарам садовую публику.
— Марья Ивановна, милая, что с вами?! — испуганно бормотала Таня, обнимая обожаемую женщину. — Марья Ивановна…
Марья Ивановна посмотрела на нее дикими глазами и, не вытирая катившихся по лицу слез, проговорила задыхавшимся голосом:
— Марьи Ивановны нет… Марья Ивановна умерла… Ах, боже мой!.. Вот когда пришла твоя казнь.
— Голубушка, Марья Ивановна… Мужчины все обманщики.
— Ах, не то, Таня!.. Он хороший, чистый… Ты у меня останешься ночевать… да… Мне страшно… Я тебе не могу объяснить, что случилось.
От сада до квартиры Марьи Ивановны было всего несколько кварталов, но она успела все передумать и решить. В ее голове мысли неслись вихрем, а роковое слово «отец» стучало, как молот. Да, отец… Она его видела сейчас, как живого, и вздрагивала всем телом. После знакомства в отдельном кабинете, устроенного Астмусом, он бывал у нее на квартире раза три… Привозил букеты, цветы, дорогие безделушки… Это был жизнерадостный, хорошо сохранившийся для своих лет провинциальный старичок. После каждого визита доктора Киндербальзама Марья Ивановна находила на своем ночном столике под коробкой пудры сторублевую ассигнацию. Эти воспоминания жгли сейчас Марью Ивановну, как раскаленное железо, и она слышала голос доктора Киндербальзама:
«Молодые люди ничего не понимают… мальчишки… А доктор Киндербальзам — специалист по женским болезням, лекарства для которых выписываются по рецептам экспедиции заготовления государственных бумаг в ювелирных магазинах…»
Марья Ивановна чувствовала, как она тонет в той грязи, в которой барахталась целую жизнь… Разве она могла выйти замуж за сына после этой истории с отцом? Довольно, будет… И она, гадкая, отвратительная, смела еще любить!.. И не было такой казни, какую она могла бы себе придумать…
Вечером на другой день Ружищев с нетерпением ожидал ответа от Марьи Ивановны… Таня разыскала его и молча подала длинный конверт. На почтовом листке была написана всего одна фраза Маргариты Готье: «Ответа не будет»…
Марья Ивановна, отправив письмо с Таней, отравилась.
1890
