Вдруг все услышали, как к штабу подъехала машина. Хлопнула дверца. Забубнил голос дежурного, ему ответил другой — девичий, взволнованный, и через несколько минут в зал вошла девушка. Это и была Татьяна. Высокая, стройная, подстриженная под «мальчишку», в оранжевом платье и накинутом на плечи белом прозрачном шарфе, она была очень хороша.
Легкобитов побледнел и вымолвил хрипло:
— Зачем вы приехали?
Объявили перерыв. Все двинулись к выходу и, проходя мимо Легкобитова, удивленно поглядывали на него.
Майор пригласил Татьяну, Легкобитова и меня к себе в кабинет. Здесь-то я и узнал всю историю. А продолжение ее такое.
Дверь открыла Татьяна. Она была в пестром халате и тапочках на босу ногу.
— Ты?
— Да. я, — ответил Легкобитов.
— Зачем?
— Нужно.
— А увольнительная?
— Не все ли вам равно!
Он говорил грубо для смелости. Татьяна поколебалась с полминуты и громко шепнула:
— Я сейчас, только переоденусь.
Отпускать ее от себя было нельзя.
— Нет, я с вами, — отчетливо проговорил Сергей и шагнул в полутемный коридорчик.
— Ты с ума сошел?!. Нельзя, — в голосе ее послышался испуг.
— Ведите в комнаты! — приказал Сергей и сжал кулаки. Он был готов к любым неожиданностям.
Настороженность в ее голосе сменилась откровенным изумлением.
— Ну, проходи...
«Вот так-то!» — торжествующе заметил про себя Сергей и вслед за покорно отступившей девушкой прошел в ярко освещенную комнату.
— Таня, с кем это ты там разговариваешь? — послышался из другой комнаты очень знакомый голос.
— Ни с кем, папа, — растерянно проговорила Татьяна, умоляюще посмотрев на Сергея.
Но было поздно. Появился полковник Гусев, в полосатой пижаме и с разобранной двустволкой в руках. Вслед за ним выбежал огромный сеттер, настороженно обнюхал сапоги Сергея и улегся позади, у порога.
Мало сказать, что Сергей остолбенел. И мало сказать, что он был готов провалиться сквозь землю. И что было потом, тоже понятно. Сергей позорно .бежал, успев лишь сказать:
— Извините. До свидания.
Потом он долго бродил по улицам и виноградникам, сгорая от стыда и не зная, как объяснить дежурному свое опоздание. Он бродил до рассвета, пока не придумал историю с выпивкой. Это была блестящая мысль...
Но вот в отряд приехала Татьяна. Она сидела перед нами, красивая и взволнованная.
— Да, сложная ситуация, — протянул Свиридов.— Как же, товарищ Гусева, вы узнали про комсомольское собрание и все прочее?
— Папа в отряд звонил, — пояснила Татьяна.— Два дня я ничего не отвечала на его расспросы. Боялась рассказать о наших встречах. Он у меня очень строгий. А потом все-таки сказала. И он позвонил в отряд, все узнал и послал меня сюда. Езжай, говорит, выясни, за что его привлекают к ответственности.
— Вот видите, как получилось, — заключил Свиридов. — И смех и грех.
Легкобитов старался не смотреть на Татьяну. Он сидел сгорбившись, сжав свои тонкие пальцы так, что они побелели на косточках. Мне стало жалко его. Татьяна не простит ему этого. И еще думал я, как поступит майор Свиридов. Но он чего-то выжидал, посматривая на Татьяну.
— Да, и смех и грех, — повторил он.
— Почему вы гак говорите? — запальчиво возразила Татьяна. — Сережа хороший, понимаете? Хороший!
Легкобитов метнул на нее благодарный взгляд. У меня вырвался вздох облегчения. А Свиридов хитровато усмехнулся:
— Вот и я говорю, что кому-нибудь расскажи об этом, вашего Сережу на смех поднимут. А если поглубже вникнуть... Вся беда в том, что Легкобитов сильно дернул за спусковой крючок. В общем будем продолжать собрание.
Мы поднялись и направились в клуб. Сергей и Татьяна оказались рядом, и она незаметно пожала его локоть: дескать, ничего, держись.
Заходя в клуб, я подумал: а, пожалуй, редактор не напечатает, если я опишу все, как было. Скажет, чудак ваш Легкобитов и никакой не герой. Но я все-таки напишу. Не все в жизни бывает ясно и просто. И пусть люди целятся, пусть. Лишь бы не дергали сильно за спусковой крючок.
Собрание продолжалось.
