Берси, вдруг воскликнул:
- Маленький кре...!
Последний слог он недоговорил, в голосе послышалось рыдание, но усилием воли Дюкро его подавил, и тут они подъехали к дверям дома.
На пристани все стало другим. Прежде всего здесь было тихо. На набережной бестолково толпились рабочие. При появлении Дюкро смотритель шлюза отпустил рукоять и снял фуражку. Один из старших мастеров поджидал хозяина на пороге дома.
- Это ты остановил дробилку?
- Я думал...
Дюкро первым ступил на лестницу. За ним Мегрэ.
Где-то выше слышались шаги, голоса. На втором этаже открылась дверь, и Жанна Дюкро бросилась к мужу.
Она едва держалась на ногах. Дюкро подхватил ее, глазами поискал для нее опору и, словно куль, сунул в руки толстой, сопящей соседки.
Они пошли дальше. Но странно: на лестнице Дюкро вдруг обернулся - ему зачем-то понадобилось убедиться, что Мегрэ все еще следует за ним.
Между четвертым и пятым этажами встретился комиссар окружного управления полиции; он спускался вниз со шляпой в руке и при виде Дюкро начал было:
- Господин Дюкро, позвольте мне выразить...
- К чертовой матери!
И, отстранив его, продолжал подниматься.
- Комиссар, я...
- Потом, - буркнул Мегрэ.
- Он оставил письмо, в котором...
- Давайте сюда.
Он буквально на лету подхватил письмо и сунул в карман.
Сейчас средоточием всего был один-единственный человек: он тяжело, с хрипом дыша взошел по лестнице и остановился перед дверью с медной ручкой. Дверь тотчас отворилась.
Это была мансарда. В комнате стояли стол с книгами и кресло, обитое таким же красным плюшем, что и внизу.
У стола врач подписывал предварительное заключение и не успел помешать Дюкро сорвать простыню, прикрывавшую тело сына.
Все молчали. Казалось, что Дюкро всего лишь невероятно поражен, как бывает, когда видишь что-то непонятное.
Он порывисто нагнулся к покойному, видимо намереваясь обнять его. Но не сделал этого, словно испугавшись. Выпрямился, отвел от сына глаза. Посмотрел на потолок, потом на дверь.
- На окне, - тихо пояснил врач.
Жан повесился на рассвете. Обнаружила это служанка родителей, обычно приносившая в мансарду первый завтрак.
И тут Дюкро вновь доказал, что он человек необычайного самообладания: повернувшись к Мегрэ, он коротко бросил:
- Письмо!
Значит, совершая это страшное восхождение по лестнице, он все видел и все слышал!
Мегрэ вынул из кармана письмо. Дюкро взял его, охватил одним взглядом и бессильно опустил руки. Письмо упало на пол.
- Как можно быть таким дураком!
И все. Именно это он и подумал. Так горе выплеснулось из глубины его сердца, и это было пострашнее бесконечных излияний.
- Да читайте же! - крикнул он Мегрэ, разозлившись, что тот недостаточно быстро поднял записку.
'Покушение на отца совершил я и теперь наказываю себя. Пусть мама не отчаивается'.
Дюкро глухо засмеялся.
- Представляете себе?
Он дал врачу снова накрыть тело и теперь не знал, что ему делать оставаться в комнате или спуститься к себе, сесть или двигаться.
- Все это вранье, - сказал он.
Потом положил Мегрэ на плечо руку, большую, тяжелую, усталую.
- Пить хочу.
Лоб у него совсем взмок от пота, волосы на висках слиплись, на скулах проступили синие тени.
Глава 5
Когда на другое утро, около девяти, Мегрэ приехал в уголовную полицию, служитель доложил, что комиссара кто-то спрашивал по телефону:
- Он не назвал себя, сказал только, что позвонит попозже.
В ворохе почты, на самом верху лежало служебное донесение:
'Утром в Шарантоне обнаружен труп помощника смотрителя шлюза, повесившегося на воротах'.
Мегрэ не успел даже удивиться - зазвонил телефон.
Что-то буркнув, комиссар снял трубку и с изумлением услышал на другом конце провода знакомый голос; только теперь он звучал совсем просто, почтительно, даже с какой-то совсем уж неожиданной робостью.
- Алло! Это вы, комиссар?.. Говорит Дюкро. Вы не можете сейчас же приехать ко мне? Я мог бы явиться и сам, но это будет не то. Алло!.. Я сейчас не в Шарантоне, а у себя в конторе, набережная Целестинцев, 33. Приедете?.. Спасибо.
Вот уже десять дней стояла ясная погода, и в косых лучах утреннего солнца, пронизывавших молодую листву, воздух казался зеленоватым, как неспелая смородина. Весна нигде не ощущалась так явственно, как на Сене. Добравшись до набережной Целестинцев, Мегрэ с завистью бросил взгляд на какого-то студента и старичков, рывшихся в пыльных книжных развалах у букинистов.
Дом номер 33 оказался довольно старым трехэтажным зданием; двери его украшало множество медных табличек. Внутри все выглядело, как обычно выглядят конторы, разместившиеся в небольших особняках. Прямо перед комиссаром оказалась лестница, ведущая на второй этаж, и пока Мегрэ искал, к кому обратиться, наверху лестницы появился Дюкро.
- Сюда, пожалуйста.
Он провел комиссара в контору, некогда бывшую залой; в ней еще сохранился потолок с лепниной, зеркала, позолота; все уже давно отжило свой век и не вязалось со строгой мебелью светлого дерева.
- Вы прочли, что написано на медных табличках? - спросил Дюкро, жестом приглашая Мегрэ сесть. - Внизу помещается Общество Марнских карьеров. Здесь - отдел буксировки, а на третьем этаже - отдел водных перевозок. И все это вместе значит - Дюкро.
Однако в словах его не слышалось былой кичливости, словно все это потеряло значение. Он сел спиной к свету; на рукаве темно-синего тяжелого суконного пиджака Мегрэ увидел траурную повязку. Дюкро не побрился, и лицо его казалось дряблым.
Он молча вертел в руках погасшую трубку, и тут Мегрэ понял, что есть два Дюкро: заносчивый, властный, самодовольный богач, снова и снова с наслаждением играющий эту роль - даже без публики, даже наедине с собой, и совсем другой человек - довольно робкий, неловкий, вдруг позабывший о самолюбовании.
Впрочем, отказаться от привычной роли, видимо, было не так-то просто! Дюкро во что бы то ни стало нужно возвышаться над суетой обыденной жизни. И вот уже у него в глазах опять появился особый блеск, предвестник нового спектакля.
- В эту контору я захожу как можно реже, тут достаточно всякого сброда, чтобы и без меня делать, что полагается. А сегодня утром мне просто надо было куда-то скрыться.
Мегрэ молчал, и это злило Дюкро: без реплик партнера играть куда труднее.
- Знаете, где я провел ночь? В гостинице на улице Риволи. Дома, сами понимаете, все в трансе: жена, старуха теща, дочь, ее болван муж. А тут еще соседи! Такой балаган устроили! Вот я оттуда и удрал.
