Та, что ждет у озера

не сможет сквозь нее просочиться. Она поставлена в глубочайшей древности, и только Та, что ждала у Озера, пришла в Лоран до Завесы. Ты спросишь, а как же Нельн? Как же Рогар смог провести Нельна? Да кто же может противиться Любви, — отвечу я, — какая Завеса устоит перед нею?! Тем более, несоответствия тут никакого нет, ведь Завеса поставлена против Зла и Разрушения, а Любовь… Любовь сильнее и Зла и Разрушения, сильнее Магии и ее Источника, даже Ему пришлось подчиниться и перенести Лену сквозь время, раз уж сквозь Завесу не получалось. А уж когда Лена была в Лоране, Завесе оставалось только покориться Любви Нельна и Силе Рогара. Так что с этим все обстоит благополучно, и то, что я вслух называю Лоран, не может причинить ему вреда. Теперь после столь длинного и витиеватого «во-первых» пришло время и для «во-вторых».

Во-вторых, ничего плохого не произойдет из-за моего рассказа по той простой причине, что никто, кроме тебя, мне не поверит. Выдумка! — скажут те, кого угораздит дочитать, зевая, хотя бы до середины, — нету никакого Лорана, как и прочих дурацких миров, о которых так любят болтать некоторые, вроде этой, как ее, которая это все, ну в общем, хватит! Вот это неверие и станет лучшей защитой, почище Завесы, поэтому не беспокойся за Лоран, мой мальчик. Мы с тобой, бродящие по мирам, наблюдая и создавая, можем не бояться этой, страдающей манией величия реальности, куда нас занесло ненароком, а может, и в результате Замысла. Меня не перестает поражать невероятная ее самоуверенность, не допускающая даже мысли о существовании чего-либо помимо себя. Мы-то знаем, как необоснованное высокомерие подтачивает корень мира, разъедает его основу, создавая опасность куда более реальную, чем мифическая зарубка на одном из календарей. Единственная моя надежда — на магов Лорана, которые не должны допустить гибели колыбели своих королей. Так что не все потеряно, мой друг, мой сын, мой тайный поверенный и слушатель — первый и единственный. Тот, для которого я и пишу, потому что миру это совершенно не нужно.

Разве не знаешь, что час настал,
разве не слышишь — сложились губы
трубочкой, помогая трубам
сорванный ритм прорыдать с листа,
разве не видишь, что мир устал,
на изможденной сухой ладони
корчится в бесконечной агонии
время, расплавленное в кристалл,
разве не помнишь — как ни расставь,
мы без ошибки находим гибель,
выбрав из тысяч дорог, на дыбе
тщетно взывая «за что?!», светясь
собственной святостью, черным нимбом
черной дыры, и на том стоим мы,
эта мелодия — неспроста,
даль ослепительна и пуста.

27 августа 1999 года.