путешествиями Вани, слышал его разговоры с Сашей и Надеждой Павловной, даже про отношения с Богом знал. И записывал. И однажды понял, что записей набралось на новую книгу.
Опубликовать в ВТП — дело минутное. Иван, будучи уже довольно популярным писателем, не успел даже разобраться, что бы он хотел почитать (ведь читают в этом мире очень быстро, смотри одну из первых глав про Ивана), как появился первый комментарий. Иван прочитал его и выпал в осадок. Текст гласил:
«Да, нас, попаданцев, конечно, не сто процентов населения, но это не повод всем из них описывать свои приключения. Слетай в какой-нибудь другой мир и наберись опыта там, а Россию оставь в покое, читать уже тошно».
Пообщаться, что ли, с другом-попаданцем? Пусть поделится своим опытом, новый мир посоветует…
Иван нажал на нужную кнопку и удивился еще сильнее, чем от текста комментария:
— А я тебя во сне видел… То есть, не совсем во сне. В смысле… Ты Валера, да?
Это действительно был Валера, причем тот, что недавно поселился на Земле. Немногие попаданцы хотят сменить глобальное «место жительства» еще раз, но Валера был именно таким. Почему же? Давайте вспомним, чего он достиг на Земле.
Он совсем забросил учебу, отрастил на ранимой душе защитную броню, позволяющую отвечать на оскорбление оскорблением, озлобился, мало спал, все больше пресыщался жизнью. Знакомо, знакомо. В конце концов он поменялся местами с каким-то «продвинутым» магом, у которого не получилось устроиться на работу в ВТП, что и повергло сего последнего в пучину мизантропии. Сейчас оный вышеупомянутый продвинутый попал в среду, где не то нехватка, не то перепроизводство программистов, так что неизвестно, как сложится его судьба. «Удачи!» — язвительно пожелал тому Валера, едва поняв, что произошло.
И вот, не успев освоиться в новом мире, Валера получил привет с ненавистной Земли: роман бумагомараки по имени Иван. Озлобленность рассосаться еще не успела, поэтому в ВТП тут же полетел резкий комментарий.
Худшие опасения подтвердились: недописатель был не только с ненавистной Земли, но еще и каким-то образом связан с Сашей-блоггером и Валериным двойником. «Мир тесен!» — подумал Валера, соглашаясь с Сашей, который несколько дней назад ударился в размышления, да так по сю пору и не очнулся.
Выпал снег. Ваня с Сашей бежали по лесу на лыжах. На дворе был еще только декабрь, а в школе лыжи начинались с января, но Ваня с Сашей не зависели от школьной программы. Им просто нравилось скользить по снегу, толкаясь палками, развивая иногда неконтролируемую скорость и впечатываясь с разбегу в сугроб.
— Вань, смотри, белка! — крикнул Саша. Ваня поднял голову, и ком снега полетел ему в лицо.
— Тьфу ты! — сказал Ваня, подавляя просящееся наружу плохое слово и вспоминая, что кидаться снежками — смешно. — Вот тебе!
Знаете, как сложно наклоняться на лыжах? Как непросто уворачиваться от снежка? Как легко упасть лицом в снег, всего лишь неудачно нагнувшись? Как смешно наблюдать, как все вышеперечисленное происходит с другом?
— Промокнем же, простудимся на фиг! — воззвал к здравому смыслу Ваня.
— Давненько я не болел! — весело отозвался Саша. — Даже интересно попробовать.
— Тебе надо сидеть дома и думать на тему бесконечности Вселенной и нашего несовершенства?
— Не напоминай, — скривился Саша, но было уже поздно: он вспомнил свою «черную тему» и начал ее обдумывать. — Только-только у меня в голове наступило затишье!
— Затишье перед бурей! — «обнадежил» его Ваня. Снежок был ему ответом. — Помнишь великий вопрос средневековых философов, сидит или стоит Бог-отец? Ты не одинок во вселенной.
— Зачем ты это сказал? — возопил Саша. — Теперь я буду думать о числе попаданцев среди средневековых людей, в какую сторону мог измениться этот процент и почему это происходит.
— А также о критериях попаданства, сколько людей никогда не меняло мир и никогда его не сменят, предусмотрел ли Бог изначально эту возможность или она пришла сама собой и, черт возьми, как и зачем были созданы все миры. И по какому принципу распределяются их свойства, — злорадно продолжил Ваня.
— Давай вспомним старые добрые времена, когда мы соревновались не в количестве долбящих нам мозг вопросов, а в искусстве построения ругательных фраз без единого матерного слова!
— Мечтай-мечтай! Меня там, кстати, не было, но традицию двойника могу и сейчас возродить.
— Ну-ну, — подбодрил его Саша. — Послушаю.
Ваня откашлялся и начал:
— Долбоежик колючий! — Сколько чужих воспоминаний с этим связано! — Чтоб тебя заклинанием телепортации по шведской стенке размазало! Чтоб тебя откомпилировало, на ноль разделило, минус приписало и корень извлекло! Чтоб у тебя ни одна программа не компилировалась! — Наболевшее. — Чтоб тебя приподняло да расплющило, а потом об потолок, да под партой проволокло! Иди лесом, полем, морем, горой и туннелем под Ла-Маншем! Иди целуй Клавдию Степановну! — Толстая и вспыльчивая учительница, которая давно уволилась. — Чтоб у тебя кодировка слетела, Виндоус переустановился, Бибер на звонок поставился и страница Вконтакте удалилась! Ангидрид твою, хлор-бром-йод! — Это из фэнтези какого-то. — Shift-insert-enter-control-alt-del! Все, хватит с тебя, побочное чадо учебника и плеера.
Саша пару секунд еще сдерживался, убеждаясь, что это уже конец, а потом картинно повалился на снег и начал истерически хохотать.
— Что, слабо так же? — спросил Ваня.
— Слабо! — честно признался Саша.
— Вставай уже, пятая точка с карандашиком!
— Не мешай кайф ловить, словарем Даля тебя по голове!
Дальше они хохотали уже вместе.
— А помнишь, мы в восьмом классе список ругательств составляли? — сквозь смех вспомнил Саша. — Переписать бы его сейчас!
— Да ну его в баню и березовым веничком под зад! Все равно всего не вспомним, — заключил веселый Ваня. — Знаешь, давай еще поругаемся, а то вирус в моей голове активизировался, как только я вспомнил, что перестал думать о космогонии.
— Какого энтера ты это вспомнил, считать тебя через символ? — спросил Саша.
— А Гейтс его знает. Ладно, пошли домой, а то оба уже мокрые до кондиции замороженной рыбы.
— Ненавижу замороженную рыбу!
— Я тоже!
На следующий день мальчики пришли в школу слегка охрипшие. Слишком много они вчера ругались, смеялись и кашляли, потому что в итоге сильно промокли. Зато настроение у них было замечательное, потому что недодумываемые мысли изгладились из головы, заменившись здоровым смехом при взгляде друг на друга.
— Твою матрицу, у нас завтра олимпиада по русскому! — вспомнил Саша.
— Да тасманская ехидна с ним, с русским! Вот математика — это по-настоящему стремно.
— И главное, она, собака, послезавтра!
— Будешь отгул брать?
— Да ну, зачем? У меня от лишнего отдыха бардак в мыслях на место вернется, и все.
— Та же фигня.
Первым уроком была любимая геометрия. Вообще-то, несмотря на любимую учительницу, геометрию как науку мальчики недолюбливали, но сейчас, перед олимпиадой, настали золотые деньки: Надежда Павловна просто давала им задачи из предыдущих олимпиад и работала с классом, если что, отвечая на
