логическую картину, хотя суть была основана на сломе привычной его сознанию логики.
Светка только периодически открывала и закрывала рот.
— Значит, и вы поверили во все это? Если решились прийти сюда? — спросил Ген, когда повествование Блума подошло к концу. Тот шумно перевел дух, или, возможно, просто вздохнул.
— Дело в том, — сказал он, — что я одно время действительно очень увлекался этой проблемой — нет-нет, не существования иных континуумов, а возможностью, м-м… возможностью проколоть ткань реальности, заглянуть за так называемый горизонт событий. И в последний раз, то есть при очередном звонке, мне было продиктовано несколько формул… Практически — доказывающих, что это возможно! И, главное — если вы до сих пор продолжаете меня слушать, не значит ли это, что и у вас имеются некоторые подтверждения моему рассказу?
— Имеются-имеются, — заверила Светка, поднося одновременно старику рюмку водки. — Вот, снимите- ка напряжение. А потом расскажете нам, что теперь со всем этим делать.
Ген очень сомневался, что Блум будет пить: уж очень преподаватель точных наук смахивал на принципиального трезвенника, а может, даже язвенника. Однако тот взял рюмку и махнул ее одним глотком, словно там была вода. Светка заботливо поднесла ему шпротину на вилке, Старик, как ребенок, машинально ее заглотал и продолжил, необычайно волнуясь:
— Да-да, мне на этот счет были даны конкретные указания. Но, умоляю вас, расскажите сначала, что именно вы наблюдали, — в глазах Блума пылал азарт ученого-неудачника, узнавшего, что где-то в другом мире он сумел осуществить собственные гениальные замыслы. — Это не праздное любопытство, — поспешил заверить он, — возможно, нам удастся определить точное местоположение Врат, и тогда…
В этот момент раздался четвертый звонок в дверь. Блум так и застыл с открытым ртом, в то время как Ген, извинившись, пошел открывать, хотя после разговора с Генрихом Блумом ему категорически не хотелось этого делать: все, что собиралось в его сознании по крупице, сложилось наконец в целостную картину, и прояснение было ужасно, хотя в некотором смысле оно принесло облегчение — как любой прорыв из полной неизвестности в относительную ясность. Нежданный звонок мнился теперь новой неведомой опасностью, и, чтобы растоптать противный страх, поселившийся под ложечкой, Ген взял и открыл, не спрашивая. Вот взял и открыл.
За дверью стояли три человека — молодые, похожие друг на друга, как братья, в одинаковых серых костюмах.
— Специальный отдел ФСК, — сказал крайний справа, поднимая свое удостоверение на уровень лица хозяина. — Вы Евгений Смеляков?
Ген кивнул.
— Прошу прощения, мы должны задать вам несколько вопросов.
Ген понимал, конечно, что имеет полное право не впустить их в дом, но в моральном плане для него сама такая мысль была равносильна попытке остановить приливную волну. Как только они вошли, сразу выяснилось, что вопросы у них имеются вовсе не к нему, а они желали бы поговорить непосредственно с проживающей здесь Марией Ветер.
— Кто у вас? — бесцеремонно спросил старший, бросив взгляд на кухню.
— Я отдыхаю с друзьями, — Ген счел возможным не отчитываться перед ними хотя бы по этому поводу. — Жена спит, — сказал он, досадуя про себя, что не захлопнул с этими словами перед ними дверь. Или даже: «Жены нет!» Тем паче, что он сразу не сомневался по поводу того, кто именно им нужен. Но все мы храбры задним числом. А на деле… — Подождите здесь, сейчас я ее разбужу.
Он вышел в спальню — Мария спала поверх покрывала, видно, так и упала, не раздеваясь, после разговора со Светкой. Он подергал ее за загорелую ногу — убедившись, что проснулась, сообщил о прибытии про ее душу «органов». Затем прошел на кухню и предупредил «своих» гостей, что будет некоторое время занят. Будучи заинтересованными в событиях, они пошли за ним, но в комнату заходить не стали, а остановились снаружи у косяков, практически подслушивая начавшуюся в гостиной беседу, больше смахивающую на допрос.
Мария Ветер отвечала чистосердечно, в чем Ген после разговора с Блумом не сомневался. Оказалось, что с неделю назад она уехала в Крым сниматься в кино.
— В дублерском составе? — не выдержал и спросил Ген. Задававший вопросы опер его почему-то не одернул.
— Ну нет! — изумилась и даже, судя по мимике, возмутилась она. — Ты же сам, Женя, рекомендовал меня на главную роль.
Ген только клацнул зубами, захлопывая рот. А Мария продолжала рассказывать, хватаясь, должно быть, как за последнюю соломинку, за надежду, что представители ФСК — раз уж они заявились — все знают, все поймут и смогут все поставить на свои места. Поскольку именно там, в Крыму, с ней случилось это: город и люди — все вдруг стало иным…
— О каком городе вы говорите? — спросил опер.
— Разве я не сказала? О Ялте!
— Значит, в Ялте… — повторил опер, что-то записывая в блокнот.
— Да ведь Женя, — она кивнула на Гена, правда, не очень уверенно, — тоже там был.
— Вы ошибаетесь, — заявил Ген, с радостью обращаясь к ней «на вы», — я все это время был в Москве, чему есть немало свидетелей. Мои друзья, — он кивнул на дверь: стоящие в преддверии «его друзья» согласно закивали, — и, кроме того, наш участковый: он как раз на днях заходил…
— Я в курсе, — уронил опер.
Мария Ветер глядела в некотором сомнении на «мужа», потом сказала:
— Н-нет, это не он, — Ген с облегчением вздохнул. — Но очень похож. И так, вы понимаете, у меня теперь со всеми: люди только похожи на моих знакомых, места неузнаваемы, да та же Москва… Понимаете, это не мой город! И квартира какая-то… не совсем моя, — все-таки поостереглась она отрекаться от жилплощади.
Оперативники ничем не выдавали своих эмоций и не высказывали замечаний по поводу услышанного, только порой многозначительно переглядывались Наконец главный со вздохом поднялся и сказал ей:
— Вам придется проехать с нами. Все, что вы рассказали, очень важно, надеюсь, вы не откажетесь повторить свой рассказ для наших специалистов.
Ветер, кажется, давно уже догадалась, что отказать этим господам было бы очень затруднительно.
— Да-да, конечно… Я понимаю, мне нужна помощь… — убито пролепетала она.
— Не сомневайтесь, мы вам ее окажем. Все будет в порядке, — заверил ее опер.
— Разрешите мне только на минутку отлучиться — кое-куда зайти. — Ясно, что для оперов не составило бы ни малейшего труда отказать женщине, но только не в подобной просьбе. На всякий случай, чтобы она не сбежала, один из них вышел проконтролировать входную дверь.
— Буф-ф, — выдохнул Ген, потерев ладонью влажный лоб: в квартире было душновато, но ему показалось, что таким образом из него заодно вышел весь хмель.
— Я, конечно, согласен, что она не в порядке, — не без внутреннего усилия заговорил он, — но все-таки будьте добры объяснить, что вы намерены с ней делать?
Старший уставил на него буравящий взгляд, ясно указывающий, кто здесь следующий кандидат на вывоз. Зря пугал: Ген был отнюдь не против того, чтобы тоже проехаться с ними, хотя бы в качестве гарантии ее безопасности.
— Вы хотите помочь вашей жене? — спросил оперативник.
— Я хочу быть уверен, что вы ей поможете, — ответил Ген. Как вдруг в душе его всколыхнулась смутная тревога, основанная на череде ассоциаций… — Погодите-ка, одну минуту… — С этими словами он ринулся вон и пробежал по коридору на кухню, открыв по пути двери ванной и туалета. Опер ринулся за ним, ведомый поздно проснувшейся интуицией. И следом за хозяином смог убедиться, что «арестованной» нигде нет.
— Она не могла выскочить?.. — спросил Ген у Светки. Та помотала головой:
— Этот же все время стоял у двери…
Оперативники тем временем метались по квартире, то и дело сшибая в коридоре неловкого Блума и заглядывая в каждую щель, разве что не под плинтуса. Старший высунулся по пояс в кухонное окно — проверял, не выбросилась ли с горя. Но Мария Ветер не выбросилась.
