общий язык.
Всхлипывания подростка стали угасать, а через несколько минут он подошел к двери и открыл ее.
— Твоего отца нет в комнате, — успокоила она Уилла, когда тот, боязливо озираясь, вышел из мрачного чулана в гостиную. — Здесь только я. — Дженнифер обняла его и усадила рядом с собой на диван. — Если хочешь, поплачь у меня на плече. Я водонепроницаемая, — пошутила она.
Прошло несколько минут, прежде чем Уилл успокоился. Дженнифер вытерла ему слезы, и он сказал:
— Моя ма… мать оказалась тупорылой коровой. Она… она не хотела меня. Не хотела, чтобы я появился на свет…
— Зато Бардалф от тебя без ума. Он считает тебя своим сыном во всех отношениях, несмотря на то что у вас нет общей крови.
— У меня позорная мать, и я не знаю, кто был моим настоящим отцом, а не отчимом. Вот история моей жизни, — грустно произнес Уилл.
— Раньше я была примерно в такой же ситуации, Уилл. Так что мне понятны твои мысли о родителях, которые оказались не слишком совершенными. Но… прошло время, и я узнала, что моя мать вовсе не была такой ужасной, какой ее представляли мне дурные люди. Они просто оклеветали ее. И отец мой тоже оказался нормальным человеком. Я не могу сейчас утверждать, что твоя мама была святошей. Но, возможно, она просто-напросто перепугалась, потому что забеременела без любви. Знаешь, Уилл, страх может толкнуть людей на ужасные вещи. Оказавшись в опасности, они мечутся и ищут способы спасения. В них, как в любых живых существах, срабатывает инстинкт самосохранения. Именно так запрограммированы поступки людей на случаи, когда им что-то угрожает.
Слезы почти высохли на лице подростка, и Дженнифер, погладив его по голове, сказала:
— Может быть, твой отец не знал, что твоя мать беременна. Возможно, твоя мать до сих пор сожалеет, что оставила тебя, и всегда помнит о тебе. Никогда нельзя быть в чем-то уверенным до конца. Но в одном мы можем быть уверены точно.
— В чем? — пробормотал Уилл.
— В том, что Бардалф любит тебя. Дороже тебя у него нет ничего в жизни. Такой любви удостаиваются немногие люди.
— Но он лгал мне, — прошипел Уилл и от злости сжал кулаки.
— Я знаю. — Дженнифер прижала его к своему плечу. — Но это только лишний раз свидетельствует о том, насколько бережно он относится к тебе. Бардалф мог бы сразу выложить тебе голую правду о матери. Но ведь ты не хотел видеть ее плохой. Ты хотел, как всякий ребенок, видеть ее хорошей, доброй и любящей. Ведь так? Поэтому он и изобразил ее тебе такой. Хотя ему самому, возможно, было довольно мучительно говорить тебе неправду, то есть, как ты выражаешься, лгать. А ведь его бывшая жена принесла ему столько неприятностей! Она обманывала его… Но сейчас-то ты понимаешь, почему он был вынужден лгать тебе?
Бардалф, остановившись за дверью гостиной вместе с Энди, слышал весь разговор Дженнифер со своим сыном. И он еще раз убедился, что не представляет себе жизни без Уилла. И без Дженнифер.
— Да, понимаю, — прозвучал ответ его сына на ее вопрос.
Он откинул назад голову и с глубоким удовлетворением вдохнул полной грудью воздух. Все, что сказала Дженнифер его сыну, вызывало в нем чувство огромной благодарности к ней. Она была по- настоящему чуткой, нежной, любящей женщиной…
— Может быть, теперь есть смысл пригласить к нашей беседе твоего отца? — услышал он голос Дженнифер.
— Угу, — буркнул Уилл.
— Бардалф, — крикнула она, — ты здесь?
Он не мог сдвинуться с места. Стоял как вкопанный. Потому что понял, насколько был влюблен в нее. Настолько, что его легкие, казалось, перестали дышать, а сердце остановилось.
И он понял также, насколько был слеп в жизни, отвергая эту женщину ради своей личной свободы, помышляя держать ее при себе как любовницу, как канарейку в клетке, а не как жену.
— Бардалф, — раздался снова ее голос, и Энди дернул мужчину за рукав.
Нет, Дженнифер совсем не была похожа на Изабеллу. Она никогда не заманит его в западню. Всегда будет уважать его мужскую свободу… И вдруг Бардалф почувствовал, что не очень-то и нуждается в этой свободе. Он нуждался в другом: в этой женщине, в том, чтобы постоянно быть около нее, жить с ней в этом особняке, готовить вместе завтрак, помогать ребятам выполнять домашнее задание, совершать с ними прогулки по горам и долинам, осуществить перепланировку сада… Но все это и многое другое делать вместе с Дженнифер! С этой женщиной, которая запала в его сердце, чтобы он любил ее. И чтобы она любила его! Наконец, словно впервые услышав голос Дженнифер, он открыл дверь гостиной и подошел к ней и Уиллу.
— Па, привет! — с надрывом в голосе воскликнул мальчик и бросился к нему в объятия. — Извини, что я так повел себя. Дженнифер на многое раскрыла мне глаза, и я ей искренне благодарен. У меня есть ты, и это самое важное. А теперь у нас есть еще и Энди, и Дженнифер. Она именно такая, какой я всегда представлял свою маму.
— Сын, ты такой грязный!.. Да и Энди тоже. Вы что, купались в этом Подгорном болоте?
Мальчишки рассмеялись. Потом Уилл поцеловал Бардалфа и сказал:
— Я обожаю тебя, па.
— Я тоже, сынок.
Через минуту оба подростка унеслись на второй этаж, быстро разделись и наперегонки помчались в душ.
— Бардалф, — окликнула его Дженнифер.
— Дженнифер, — смущенно сказал он, усаживаясь с ней рядом на диван. — Я должен извиниться перед тобой.
— За что? — пробормотала она.
— За свой приезд сюда.
На глаза у него навернулись слезы, и он не смог сдержать их — они потекли тоненькими ручейками по щекам. Все его усилия побороть этот всплеск эмоций оказались тщетными. Привычная железная воля не помогла. А ведь он будет так нуждаться в ней в ближайшие дни, недели, месяцы…
— Почему ты извиняешься за свой приезд?
— Если бы я не приехал…
— То я по-прежнему оставалась бы мышкой, — сказала она. — И не устроилась бы на такую прекрасную работу. А Энди так и не узнал бы, насколько я люблю его.
— Ну хорошо. По крайней мере хоть какие-то положительные результаты от моего приезда есть, и это уже радует, — буркнул он.
Дженнифер видела, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба, что в голове его царит, может быть, какая-то неразбериха, и ей хотелось помочь ему, хотелось откровенно поговорить с ним обо всем, но что-то сдержало ее, и она не произнесла ни слова. Терпение и еще раз терпение, сказала она себе, и все будет хорошо. Все образуется.
— Думаю, для всех нас будет лучше, — сказал Бардалф, — если я, погостив здесь какое-то приемлемое для обеих сторон время, уеду. А вы с Энди останетесь в особняке и будете жить, как прежде.
Дженнифер долго смотрела на него, а затем с улыбкой произнесла:
— Если дело поворачивается так, то… могу ли я сдавать комнату или комнаты?
— Сдавать? — Он мрачно задумался. — А почему же нет? Ведь особняк будет в твоем распоряжении.
— А если, — тихо сказала она, идя ва-банк, — если… я влюблюсь? Ты не будешь против, чтобы в «Монтрозском углу» поселился мой любовник?
Он нервно закусил нижнюю губу и, едва сдерживая себя, процедил сквозь зубы:
— Твой дом — твое решение.
