Разве он не доказывал этого много раз? Или она все еще мстит ему за то, что он тогда оттолкнул ее?
Да, могло быть и так. Без сомнения, тогда в библиотеке Алан сильно ошибался насчет нее. Она была совершенно не той невинной девочкой, за которую он ее принимал. Уже тогда, целуя его, подобно набоковской Лолите, испытывая на нем свои способности разжечь страсть до такой степени, чтобы он не смог выкинуть ее из головы, она была просто маленькой шлюхой. Даже теперь, овладев ею множество раз, он не насытился ею. Казалось бы, давно пора навсегда избавиться от этой мучительной страсти. Но она становилась все сильнее.
— Может быть, и попробую, — сказал он низким, угрожающим голосом и направился к ней.
— Вы уже поели? — спросил Боб, чье внезапное появление вызвало раздражение Алана и дрожь облегчения у Эбони.
Он собирался поцеловать меня, подумала она, содрогнувшись. И я ничего не смогла бы с этим поделать. Появление Боба было как нельзя более своевременным.
— Да, Боб, — сказала она. — Все было замечательно.
— Несомненно, — согласился быстро пришедший в себя Алан. — Пойдем, Эбони, посмотрим, как там Вики и мать. Потом я провожу тебя домой.
Поскольку Эбони остановилась в нерешительности, он, улыбаясь, подошел к ней, взял за локоть и не слишком вежливо повел ее из столовой через гостиную.
— Отпусти меня, — прошипела она, безуспешно пытаясь освободиться.
— Перестань вести себя, как капризное дитя, — прошипел он в ответ, — Ты что, хочешь, чтобы Боб увидел, что ты в действительности из себя представляешь?
— И что же он может увидеть?
— Разумеется, не ту приятную милую штучку, которой ты выглядишь в глазах всей семьи!
— Неужели? Ну что ж, в таком случае, может быть, неплохо было бы показать Бобу и семье, что из себя представляешь ты? Ты тоже далеко не святой. Может, мне стоит рассказать им, где ты пропадал по ночам весь последний год?
— Ты этого не сделаешь, — процедил он сквозь зубы, таща ее вниз по лестнице, ведущей на другой этаж, где находились спальни. Однако он не свернул в коридор, в котором располагались спальни Вики и его матери, а вместо этого свернул в другую сторону и втащил в свою. Она пыталась протестующе крикнуть, но он зажал ей рот рукой, а ногой захлопнул за собой дверь. Она сильно укусила его.
— Ах ты, ведьма! — задохнулся он, яростно тряся рукой, а затем начал сосать место укуса.
— Скажи спасибо, что так легко отделался. Отстань от меня, Алан, — предупредила она. — Ты мне больше не нужен.
Теперь он засмеялся.
— Это действительно так!
— Могу ли я напомнить тебе, что ты уже не раз мне это говорила?
— Теперь все изменилось.
— И что же изменилось?
Эбони собралась было снова прямо в лицо сказать ему о Гарри и о Париже, но передумала. Делать это было бы глупо. Яростная ревность Алана пугала и одновременно каким-то образом привлекала ее. Она лихорадочно думала, что бы ему сказать. Что угодно!
— Ты начал надоедать мне, — выпалила она и только тогда поняла, что говорить это было еще более глупо.
Лицо Алана потемнело, потом скривилось в презрительной усмешке.
— Так ли это? Ты просто дурачишь меня. Только позапрошлой ночью ты никак не могла насытиться мной.
Она густо покраснела от стыда.
— Тогда было одно, — продолжала она, углубляя западню, в которую попала. — А сейчас совсем другое.
— Это действительно так, улыбнулся он. — Так может быть, мы посмотрим, как получится сейчас? Давай сделаем пробу?
Когда он шагнул к ней, Эбони отступила к двери и начала вслепую нащупывать ручку двери. Она нашла ее в тот самый момент, когда он крепко схватил ее за запястья и, держа так, прижался к ней, целуя не в губы, а в шею.
Она задрожала.
Его рот медленно поднимался по длинной белой колонне ее шеи, поцелуи были мягкими, влажными и возбуждающими. Губы продвинулись по щеке до уха, потом к виску, чтобы можно было прижаться к закрытым глазам. К тому времени, как он подходил к уголку рта, она уже умирала от желания открыть рот и встретить поцелуй, который мог завершиться лишь одним.
— Нет, — простонала она, сопротивляясь страсти, вспыхнувшей в ней самой.
— Перестань глупить. — Она ощутила его дыхание на своих дрожащих губах. — Ты по-прежнему хочешь меня так же, как я хочу тебя. Бесполезно это отрицать, Эбони. Я же чувствую, что ты уже дрожишь.
Убедившись, что теперь она не в состоянии сопротивляться, он отпустил ее запястья и запустил руки под свитер, по-прежнему касаясь ее губ своими.
— Ты ведь хочешь именно этого, не так ли? — прошептал он, лаская ее груди, пока она действительно не задрожала.
Но не только от желания. Отчаяние придало этой пытке какое-то новое качество. Эбони все больше осознавала чудовищность происходящего, грязь под покровом чувственности. Она ощутила себя неимоверно опустошенной, глаза наполнились слезами. Она вспыхнула.
И тут же ее озадачила его мгновенная реакция — он прекратил ласкать ее. Эбони подняла влажные ресницы, и перед затуманенными глазами постепенно предстал совершенно незнакомый Алан. Он выглядел совершенно ошарашенным.
— Ты… ты плачешь, — произнес он, явно потрясенный этим.
Она заморгала, сглотнула и ничего не сказала. Просто не могла. Слезы все еще текли по ее лицу и комом стояли в горле. И все же теперь, когда он перестал ласкать ее, она, как ни странно, почувствовала себя брошенной, что, принимая во внимание недавнее чувство опустошенности, не говоря уже о непрекращающемся потоке слез, было явно парадоксальной реакцией.
— Я… я не хочу, чтобы ты плакала, — продолжал он в каком-то сердитом смущении. — Прекрати!
Теперь у нее, все еще плачущей, начался смех, и вскоре она была уже на грани истерики. Болезненный удар по лицу заставил ее широко раскрыть глаза и рот.
— Прекрати! — Возглас Алана разорвал напряженную тишину комнаты. Лицо его походило на маску мученика.
Она тихо всхлипнула.
— Ради бога, Эбони, — с дрожью в голосе сказал он. — Извини меня. Извини…
Он сжал в ладонях ее застывшее лицо, прижимая потерявшие чувствительность губы к мокрым векам, нашептывая сумбурные фразы извинений, от которых замирало сердце и таяло сопротивление. Теперь уже ее руки потянулись к его лицу, приглашая поцеловать ее как следует.
Он немного помедлил, а потом вновь прижал ее к себе, целуя до потери дыхания. Любовь, которую она безнадежно пыталась прогнать, нахлынула, вновь разжигая в ней желание выразить ее так, как он этого захочет.
— Люби меня, Алан, — хрипло крикнула она. — Люби меня, Алан, — снова вырвалось у нее. — Люби меня…
Стеная от желания, он поднял ее на руки и быстро перенес на кровать. Через мгновение они уже лежали обнаженными в своей агонизирующей страсти, не замечая ничего вокруг. Неудивительно, что любовники не услышали, как Дейдра тихо постучала в тяжелую дверь спальни.
5
