чтобы знать, куда доставлять телеграмму.
— Ах, я совсем забыла… Вы уже отослали?
Отклоненная возможность
Фермер, живущий приблизительно в четырех милях от Хаустона, как-то на прошлой неделе заметил во дворе незнакомца, который вел себя не совсем обычным образом. На нем были парусиновые штаны, засунутые в сапоги, а нос у него был цвета прессованного кирпича. Он держал в руке заостренную палку фута в два длиной, втыкал ее землю, и, поглядев через нее в разных направлениях, переносил ее в другое место и повторял ту же процедуру.
Фермер вышел во двор и справился; что ему здесь нужно.
— А вот обождите минутку, — сказал незнакомец и, прищурившись, поглядел через палку на курятник. — Так. Это будет пункт Т. Видите ли, я принадлежу к разведывательному отряду инженеров, который проводит новую линию из Колумбуса, Огайо, до Хаустона. Понимаете? Остальные парни там за холмом с обозом и багажом. Свыше миллиона основного капитала. Понимаете? Меня послали вперед, чтобы найти место для большого узлового вокзала, стоимостью в 27.000 долларов. Стройка начнется как раз от вашего курятника. Я даю вам намек — соображаете? Требуйте основательно за этот участок. Тысяч пятьдесят они выложат. Почему? Потому что деньги у них есть и потому, что они должны строить вокзал в том самом месте, которое я укажу. Понимаете? Мне нужно ехать сейчас в Хаустон оформлять заявку, да забыл взять пятьдесят центов у казначея. Казначей — низенький человек в светлых брюках. Вы можете дать мне 50 центов, а когда парни подъедут попозже, скажите им, и они вам вернут доллар. Вы можете даже спросить с них пятьдесят тысяч, если…
— Брось эту палку через забор, возьми топор и наколи ровно половину этих вот дров — и я дам тебе четверть доллара и ужин, — сказал фермер. — Улыбается тебе это предложение?
— Вы хотите отклонить возможность отдать часть своей земли под вокзал и получить за нее..?
— Да. Эта часть земли мне нужна под курятник.
— Вы, значит, отказываетесь взять за нее 50.000 долларов?
— Значит. Ты будешь колоть дрова или мне свистнуть собаку?
— Давайте ваш топор, мистер, и покажите, где дрова. Да велите вашей миссис поджарить лишнюю сковородку оладий к ужину. Когда эта железнодорожная линия Колумбус-Хаустон пройдет перед самым вашим забором, вы пожалеете, что не воспользовались моим предложением. Да скажите ей, чтобы она не пожалела к оладьям патоки и топленого масла. Понимаете?
Нельзя терять ни минуты
Молодая мать из Хаустона влетела на этих днях в страшном возбуждении к себе в квартиру и крикнула своей матери, чтобы та как можно скорее поставила на плиту утюг.
— Что случилось? — спросила та.
— Томми укусила собака, и я боюсь, что она бешеная. Ах, поторопись, мама! Не теряй ни минуты!
— Ты хочешь попробовать прижечь ранку?
— Нет — я хочу отутюжить голубую юбку, чтобы ее можно было надеть к доктору. Скорее, мама! Скорее!
Поразительный опыт чтения мыслей
Как ужасно было бы жить, если бы мы умели читать в мыслях друг друга! Можно с уверенностью сказать, что при таком положении вещей люди думали бы не иначе, как шепотом!
В качестве примера этому можно привести случай, имевший место в Хаустоне. Несколько месяцев тому назад очаровательная юная леди посетила наш город и дала ряд публичных сеансов чтения мыслей, проявив в этом отношении настоящие чудеса. Она легко разгадывала мысли любого из присутствовавших, находила спрятанный предмет после того, как брала за руку человека, его спрятавшего, и читала фразы, написанные на маленьких клочках бумаги людьми, отстоявшими от нее на значительном расстоянии.
Один из молодых людей Хаустона влюбился в нее, и после продолжительного ухаживания дело кончилось браком. Они занялись домашним хозяйством и некоторое время были счастливейшими из смертных.
В один прекрасный вечер они сидели на веранде своего домика, держа друг друга за руки, охваченные тем чувством близости и взаимного понимания, которое может дать только разделенная любовь. Вдруг она вскочила на ноги и сшибла его с веранды огромным цветочным горшком. Он поднялся в полнейшем изумлении, с чудовищной шишкой на голове, и попросил ее — если ей не трудно — дать объяснения.
— Тебе не удастся одурачить меня, — сказала она, сверкая глазами. — Ты думал сейчас о рыжеволосой девушке по имени Мод с золотой коронкой на одном из передних зубов, одетой в легкую розовую кофточку и черную шелковую юбку. Ты представлял ее стоящей на Руск-Авеню под кедровым деревом, и жующей гуммипепсин, и называющей тебя «душечкой», и играющей твоей часовой цепочкой, и чувствующей, как твоя рука обвивает ее талию, и говорящей: «Ах, Джордж, дай же мне перевести дыхание!» — в то время, как мать никак не дозовется ее ужинать. Пожалуйста, не отрицай этого! И не являйся на порог дома прежде, чем заставишь себя думать о чем-нибудь лучшем!
Тут входная дверь захлопнулась, и Джордж остался наедине с разбитым цветочным горшком.
Его единственный шанс
На прошлой неделе труппа, делающая турне с пьесой «Громовержцы», дала в Хаустоне два спектакля — дневной и вечерний. На последним видный политический деятель Хаустона занял одно из мест в самом первом ряду. В руках он держал блестящий черный шелковый цилиндр и казался в страшно напряженном состоянии: так и ерзал в кресле, держа цилиндр перед собой обеими руками. Один из его приятелей, сидевший как раз сзади, наклонился к нему и справился о причинах такой возбужденности.
— Я скажу вам, Билл, — ответил политический деятель конфиденциальным шепотом, — в чем собственно дело. Я уже десять лет принимаю участие в политической жизни и меня за это время столько раз оклеветывали, обкладывали, смешивали с грязью и называли крепкими именами, что я подумал, что хорошо было бы, если бы ко мне хоть один раз прежде, чем я умру, обратились приличным образом — а
