нехитрую трапезу, поделиться своими сомнениями и планами на будущее, кто-то, с кем можно посмеяться, кого можно поцеловать перед сном. Ему нужен был человек, который радовался бы его успехам и огорчался неудачам, которыми полна жизнь. Кто-то, с кем приятно засыпать по ночам и просыпаться по утрам.
Ему нужен был кто-то… Нет, не кто-то. Ему нужна была Джерри. Он болезненно нуждался в ней.
Вздохнув, Дез потер глаза, припухшие от постоянного недосыпания. Всю ночь он провел рядом с кобылой, у которой были трудные роды. Он и его работники несколько часов провели со страдающим животным. В конце концов, час назад, жеребенок появился на свет.
Наблюдая за тем, как из всей этой боли и крови на свет появляется новая жизнь, он почувствовал, как в нем самом что-то происходит. И в матери, и в жеребенке было столько решимости бороться за право жить, существовать, дышать, увидеть, как начинается день…
Глядя на то, как новорожденный жеребенок делает первые неуверенные шаги, он устыдился собственной трусости. Несмотря на всю ту боль, которая сопровождала таинство рождения, жеребенок инстинктивно знал, что заслуживает права на жизнь.
И он, Дез, заслуживает права на жизнь.
Годами он был мертв, оставаясь в добровольном заточении, упиваясь своей болью и одиночеством. Он был слеп, слеп не только к своим чувствам, но и к чувствам Джерри. Оставался в стороне, оправдывая себя тем, что защищает ее. Дурак! Он защищал только себя.
Потом, когда понял наконец, как много она для него значит, он начал ревновать. Это была его вина — не вина Джерри или Рэнса. Из-за страха потерять ее, как когда-то мать, а потом жену, он дал волю своему всепобеждающему чувству собственника, которое, словно лихорадка, сжигало его.
Но Джерри — особенная. Она не похожа на его неуравновешенную мать или несчастную мечтательницу-жену. Она индивидуальность, личность. Милая, доверчивая, невинная Джерри воплощала в себе все хорошее, что есть в мире, все, что он потерял, закрывшись в своем коконе.
Возможно, Джерри сейчас совершает утреннюю прогулку. Всю неделю он не сказал ей ни слова, держась подальше от ее излюбленной тропинки. Один раз он увидел, как она возвращается в конюшню, ссутулившись, опустив голову, но она его не заметила, и он проехал мимо.
Сегодня утром он намерен все изменить, если еще не слишком поздно. А если ничего уже не поправить?
Все еще не уверенный в своих способностях передать свои чувства на бумаге, но, зная, что должен хотя бы попытаться, он открыл блокнот и начал писать.
Возможно, следовало бы найти для Раффи другую конюшню, думала Джерри. Ей было слишком больно ездить по владениям Деза: все вокруг живо напоминало о нем. Об их чудесных совместных прогулках, когда они обсуждали все на свете. Эти воспоминания бередили старую рану. Их дерево возле ручья, узкая тропа, ведущая через поле диких цветов. То чудесное утро на пике Гейджера, когда он впервые доверился ей.
Действительно, это было слишком тяжело, но Джерри мучила себя, продолжая поездки по любимым местам. Всю неделю она лелеяла безумную надежду, что увидит его и что волшебным образом все уладится.
На следующей неделе, пообещала себе Джерри, она очнется от летаргического сна и сделает все возможное, чтобы найти новую конюшню для Раффи, место, не омраченное горькими воспоминаниями. Нахмурившись, она огляделась, чтобы узнать, куда это она заехала.
Подножье горы, которую она вспоминала мгновенье назад… Там, на вершине, на громадном валуне, с которого открывался чудесный вид на всю долину, Дез поцеловал ее, заставив вновь почувствовать, что она женщина, что она желанна.
Боль в сердце стала невыносимой. Девушка повернула лошадь и направила ее к конюшне. Нужно что-то делать с этой болью, избавиться от нее.
Громкое цоканье лошадиных копыт где-то позади прервало ее размышления. Повернувшись в седле, она увидела всадника, быстрым галопом спускавшегося с горы.
Дез!
Боже, к ней приближается Дез.
Джерри почувствовала странную смесь возбуждения и смущения. Она хотела остаться и броситься в его объятия. И в то же время хотела убежать, боясь, что ему ее порыв не понравится. И вдруг Раффи пустился в галоп, как будто его напугала змея. Он скакал все быстрее, так что Джерри с трудом удерживала в руках поводья. Скоро они неслись с головокружительной скоростью.
Джерри была неопытным наездником, она попробовала использовать стремена, но вместо этого потеряла уздечку и ухватилась за шею лошади. Мимо нее проносились размытые очертанья деревьев, а она пыталась поймать поводья или хотя бы просто не свалиться. Девушка почувствовала, что вот-вот упадет, и в отчаянии уцепилась за седло.
Вдруг появился Дез и схватил лошадь за поводья. Лошадь остановилась так же неожиданно, как и понесла, а Джерри полетела на землю.
Несколько мгновений она лежала, ругая себя за то, что не удержалась в седле, и только потом спросила себя, все ли кости целы. Дез опустился на колени возле нее.
— С тобой все в порядке?
Девушка отвернулась.
— Не знаю, — прошептала она, почувствовав, как у нее пересохло во рту. Она не могла заставить себя взглянуть на него.
— Ты можешь двигаться?
Джерри попробовала пошевелиться, ощупала голову. Немного болел затылок, но не слишком. Осторожно согнув и разогнув ноги, девушка убедилась, что они не сломаны. Она попробовала сесть, но у нее закружилась голова.
Дез нежно приобнял ее за плечи и помог сесть. От смущения она спрятала лицо в ладонях:
— Я такая неуклюжая.
— Нет, — твердо возразил Дез, — ты не должна так говорить. Я сам падал сотни раз. Давай помогу тебе встать.
Все еще не решаясь взглянуть ему в лицо, Джерри приняла его помощь. И вот она уже на ногах. Смущенно отвернувшись, девушка потерла затылок.
— Болит? — в его голосе звучало сочувствие.
— Слегка.
Взяв за подбородок, он заставил ее посмотреть на него.
— Сколько пальцев видишь?
— Один.
— Хорошо. Ты уверена, что все в порядке? Ты точно не пострадала?
Пострадала только моя гордость, мое самоуважение, мое сердце.
К ее досаде, глаза наполнились слезами. Нет, сказала она себе. Ты ведешь себя как девчонка. Она высвободила подбородок.
— Я в порядке.
Сжав за плечи, Дез рывком притянул ее к себе, его сильные руки заключили ее в объятья. Когда она не ответила на призыв его тела, он взял ее за руки и заставил обхватить его талию.
— Теперь все в порядке, — сказал он ей. — Ты можешь поплакать.
— Но я не хочу плакать! — воскликнула Джерри, и неожиданно уткнулась лицом в его широкую грудь. Его рубашка чудесно пахла амбаром и сеном.
— Ну, все, все, — успокаивающе произнес он, и Джерри разрешила себе выплакать все страдание и душевную муку последней недели на груди у человека, который был виною этих страданий.
Она все плакала и плакала, выплескивая свою боль. Казалось, слезы никогда не кончатся и они оба утонут в этом потоке.
— Тише, милая, я с тобой, — сказал Дез, поглаживая ее по спине.
Милая? Это слово прозвучало как музыка для ее измученной души.
— Милая? — переспросила Джерри. Оторвав свое заплаканное лицо от его груди, она посмотрела ему
