утвердил права Ватиканского престола, за что и получил из рук папы золотую корону.
Так с помощью пап возникла новая Германская империя, принявшая название Священной Римской империи, папы же получили подтверждение дара Константина и вооруженную помощь новых германских императоров.
Папам было тесно в городе Ромула и Рема, они мечтали о древней Римской империи, о владычестве над всем миром, хотя не имели ни сил, ни войска. Но в их руках оставалась сила, с помощью которой можно было сделать гораздо больше, чем с помощью оружия, — тысячи священнослужителей, и сидевших в Риме, и рассеянных по всему свету. Они действовали крестом, чтобы когда-нибудь, возможно, закрепить свои права мечом.
В этом папам повезло. Слуги Ватикана стали духовными наставниками германских императоров, они окатоличили польских и чешских королей, стояли уже у престолов Франции, Англии — весь Запад затопляли волны католицизма.
Но ничего не могли поделать слуги Ватикана на Востоке. Не только папа Бенедикт, но уже несколько его предшественников думали и пеклись об окатоличении славянских земель; еще в 956 году в Германии при Магдебургском епископе были учреждены две новые епархии «Patribus infideli-um»[[56] для Польши и для Руси.
Самовольно учредив эти епархии, Оттон I и папа Иоанн XI продолжали действовать, назначили епископом русским Адальберта, послали его в Киев.
Однако княгиня Ольга сразу поняла, чего добиваются германский император и папа римский, — не стала даже раз говаривать с «епископом русским», а русские люди выгнали Адальберта из Киева и перебили всю его свиту. — Мы тоже начнем переговоры с киевским князем, — наконец поднимает голову и говорит епископу Льву папа Бенедикт. — Ты не будешь долго отдыхать, епископ, а выедешь через несколько дней в Кведлинбург и потом на Русь. Епископ смотрит на папу испуганными глазами.
— Боюсь, что меня там ждет участь Адальберта.
— История с Адальбертом не должна повториться, — успокоил перепуганного епископа папа. — Епархии для язычников ныне не существует, русского епископа в Магдебурге нет, а говорить с русскими князьями мы можем и должны.
— Эти князья — язычники, варвары!
— Нет, варвара и язычника князя Святослава больше не существует. Император Оттон известил меня, что в Киеве ныне сидит его сын Ярополк. Он христианин, его окружают знатные люди, среди них немало христиан, а кое-кто тайно исповедует нашу веру. Ты, епископ, по дороге в Киев заедешь в Кведлинбург и будешь иметь беседу с Оттоном. Желательно, чтобы он послал с тобой своего человека, разумеется, под видом священника. Мы, — заканчивает он, — пошлем послов в Киев, а за ними пойдут легионы Оттона, или же, наоборот, пускай Оттон шлет свои легионы, а мы можем пойти на Русь следом за ними!
На берегах Тибра тихо. Рим спит. Пора отдохнуть и папе.
Глава третья
1
Кесарь Борис покинул Константинополь, быстро миновал Аркадиополь и Адрианополь, ибо весь юг Болгарии был захвачен акритами,[57] и уже приближался к Родопам, видел вдалеке зеленые предгорья, белые, укрытые снегами вершины хребта. Он был не один, рядом с ним ехал на коне брат Роман, их окружала сотня переодетых в болгарскую одежду легионеров — все, что мог ему дать проэдр Василий. Конечно, опираться на такую вооруженную силу не приходилось — что такое сотня легионеров для кесаря Бориса, который хотел захватить наследственный престол и отвоевать у Шишманов всю Болгарию?
Поэтому кесарь, переезжая по ночам от града до града и от села к селу, разыскивал старых бондов, кметов и боляр, просил у них помощи, советовался, как быть. Кметы и боляры в беседах с Борисом охотно поддерживали его, но, когда дошло до дела и кесарь попросил дать подмогу — денег, а главное, людей, они наскребли лишь сотню, обещая позже прислать еще. Так и приближался кесарь к Родопам — с сотней переодетых легионеров и сотней молодых боляр. Он сердился на проэдра Василия, который дал ему не легион закованных в броню воинов, а малочисленную и слабую дружину, искоса поглядывал на брата Романа, которого проэдр послал с ним — помочь он не может, а думает, должно быть, сам о короне кесаря. Кесарь Борис ярился, что не может надеть на голову корону болгарских каганов, а крадется по болгарской земле, как вор.
Кесарь Борис надеялся, что, когда он минует клисуры[58] в Родопах и приблизится к древней Преславе, там его встретят боляры, которые окружали его в Золотой палате Преславского дворца, там соберет он войско, двинется с ним против Шишманов.
Как-то утром, когда кесарь Борис, переночевав с дружиной в овчарских катунах[59] на одном из перевалов, проснулся на рассвете и хотел продолжать путь, он увидел множество болгар — смуглых от солнца и ветра, в убогой одежде, со звериными шкурами на плечах.
«Овчары, как видно», — подумал кесарь Борис, наблюдая, как эти люди, сбившись в кучки под деревьями, стоят и присматриваются к ним.
— Дружина! — воскликнул кесарь Борис, набрасывая на плечи черное корзно и готовясь вскочить в седло. — Мы идем дальше, на Преславу…
Сесть на коня кесарь не смог, никто из его дружины не шелохнулся. Болгары, толпившиеся под деревьями, двинулись вперед, разворачиваясь полукругом.
— Кто вы? — закричал Борис.
— Мы болгары, — ответил бородатый седой человек, у пояса которого Борис заметил длинный меч.
— Это хорошо, — сказал кесарь Борис, обрадовавшись, что увидел здесь, в горах, так много болгар. — Тогда слушайте! Я — сын покойного кесаря вашего Петра, внук кагана Симеона Борис, я сам был вашим кесарем… Царство мое, — вдохновенно завопил он, — родная земля, я возвращаюсь к тебе!
Суровы и задумчивы были лица людей, встретивших прежнего кесаря.
— Ты сказал правду, — произнес бородатый болгарин, — был у нас кесарь Симеон, мир праху его, был у него и сын Петр, но внука его Бориса мы не знаем и не хотим знать. Ты ошибся, Борис! Это не твоя земля! Ты же не болгарин, а грек, пес ромеев.
— Как смеешь ты, раб, так говорить со мной, кесарем Болгарии?
Лицо бородатого было сурово и неумолимо.
— Не я один это говорю, так говорит вся Болгария, земля и люди… Убирайся, грек!
Борис выхватил меч.
— Дружина! — прозвучал его надтреснутый, хриплый голос.
Но что это? Оглянувшись, он увидел, что легионеры вскакивают на коней и поворачиваются к нему спинами, а болярские сынки все быстрее разбегаются в ущелья и по кустам.
Меч задрожал в руках Бориса, но не дрогнула рука бородатого человека — он рассек кесарю голову.
Люди, встретившие кесарей-беглецов на перевалах Родопов, были вовсе не овчарами, а воинами. Оставив мертвое тело Бориса в добычу воронам и взяв с собой Романа, они направились тропинками среди скал и зарослей к ущелью, где паслись их кони, оседлали их и двинулись в горы.
Через неделю воины очутились в Водене — крепости, которая притаилась на крутой скале над бурным потоком среди гор и долин, — это была новая столица Болгарии.
В Водене сидел тогда Самуил, самый младший сын коми-та Николая Шишмана, который в грозные
