'Если вы в своей квартире, лягте на пол, три-четыре! '…
В квартире я, конечно, не в своей, и не на полу, слава Богу. Но — уже лежу. Исходное положение занял. Начнём, помолясь?
Ничего толкового из моих поползновений не выходит. Простейшие движения превращаются в невероятную пытку. Мало того: пробую свести руки вместе — они просто не находят друг друга! Развожу их в стороны (как мне кажется), но вместо этого получаю серию довольно ощутимых оплеух. Мне-то, сидящему внутри этого непутёвого конгломерата пухлых телес, это как-то по фигу, зато моя оболочка начинает сильно возмущаться: завела опять свою несносную канитель!
— Да не надо меня тискать! Ничего страшного не произошло!
Крик души вырывается у меня вследствие того, что заботливая мамаша опять подхватила меня на руки и стала убаюкивать, довольно занудно напевая какую-то примитивную песенку. Естественно, что мои реплики не доходят до адресата. Зато художественные стенания моей непутёвой оболочки ранят великаншу в самое сердце.
Ну, если честно, песня её не такая уж и занудная. Это я, конечно, со зла. На себя. На своё беспомощное состояние.
Кстати, темнота уже не та, что была вначале. Сквозь всё так же упорно сомкнутые веки различаю световые пятна. А ну-ка, давай напряжём свою оболочку для очередного подвига. Фиг с ней, пусть ещё покричит, если уж так неймётся. Сориентироваться в пространстве мне просто необходимо!
Господи, кто б меня послушал, как я о себе — в двух лицах…
Ладно, ладно, философствовать будем на досуге. Приступаем…
Улучив момент, когда мамаша немного ослабила свои объятия, отвлёкшись на что-то, я напрягся и приподнял-таки завесу неподъёмных век!
Ну и что? Окно какое-то… В него проникает сумеречный свет. И рядом с ним стоим мы.
Хе! 'Мы'! Это она стоит, а меня на руках держит и беспокойно выглядывает через окно на улицу. А я- то вот как раз лежу, и всеми силами отталкиваюсь от объёмной груди. Потому что пытаюсь что-либо углядеть своими неверными зенками. Картинка плывёт, да ещё и голова качается, как от сильного ветра. Если б великанша не придерживала её своей тёплой ладонью, она бы точно отвинтилась!
Но кое-что я, всё-таки, различил: крупные листья, почти закрывающие собою оконный проём. Похоже на листья винограда. Но только слишком крупные. Здесь почему-то всё имеет до нелепости крупные размеры. Я что, в страну великанов попал? Гулливер, мать твою! Окошко, правда, плюгавенькое, великанше приходится наклоняться, чтобы на улице что-нибудь разглядеть, но если сравнивать со мной, то я вполне мог бы прогуляться по подоконнику, не горбясь.
Мог бы… Если б не путы и неотступно находящаяся при мне мамаша.
Хотя… Сомневаюсь, что я, в своём теперешнем состоянии, одолел бы и пару шагов.
— Где же наш папочка?.. — тихо, как бы сама с собой, бормочет 'родительница' и опять принимается меня баюкать, прохаживаясь взад-вперёд.
— Я не понял! — вырывается у меня и тут же превращается в серию возмущённых всхлипов и похрюкиваний. — У нас ещё и папочка в наличии имеется?!
Мама дорогая! Куда я попал?! Мы, оказывается, в этом дурдоме не одиноки! Ожидается визит ещё одного крупного экземпляра! А бабушка с дедушкой на горизонте не просматриваются?
От вбрызнутой дозы адреналина закрывшиеся было очи моего малоподвижного организма широко распахнулись, и комнату огласил душераздирающий вопль! Естественно, в прежнем исполнении.
— Маленький мой… Что с тобой? Испугался чего?
— Она ещё спрашивает!!!
Пока мой носитель разоряется, мне предоставилась прекрасная возможность внимательно разглядеть портрет няньки, удивлённо уставившейся на меня.
В принципе не такая уж она и уродина. Даже, скорее, наоборот. Черты лица не лишены приятности. Молоденькая самочка в расцвете лет. И если бы не размеры…
Кого-то она мне напоминает… Ведь я уже видел это лицо…
Но долго любоваться мне не дали. Лентяй опять зашёлся в крике и от усердия закрыл глаза, на раскрывание которых я потратил столько сил! И душевных, и физических. Я даже не могу с определённостью сказать, каких именно, поскольку не идентифицирую себя с той развалиной, в какую превратился мой организм после перенесённой катастрофы. Наверное, задеты какие-то важные органы, отвечающие за согласованность действий. Я уж не говорю о речевых центрах.
Ну вот сейчас, чего он, спрашивается, орёт? Моя вспышка давно погасла. А ему всё неймётся…
Хотя, погоди… Кажется, мокро… Да твою же дивизию! Совсем не 'кажется'! Опять мокрота! Мне это уже начинает надоедать! С-с-сыкун! Теперь вот лежи и жди, пока до мамаши дойдёт что, штаны менять надо…
Ха-ха два раза! Ты сам-то слышишь, что говоришь? Уже начинаешь привыкать к своему новому положению? Кто, в принципе, опарафинился? Он или ты?
Что, вообще, за дела? Что за разделение? 'Он'… Кто 'он'? Я и есть. Только временно вышедший из строя… А на больного врач, похоже, не обижается…
— Мой хороший, полежи немножко… — бормочет 'врач'. — Я сейчас…
Ну вот, слава Богу, кажется и до мамаши дошло, что у меня не всё в порядке. Положила меня на мягкое и метнулась куда-то из поля зрения. Что ж, бум ждать… А что нам ещё остаётся в таком-то состоянии? Кабы не предавший меня организм, сейчас можно было бы попытаться освободиться… В принципе, ничего же не болит. Может, спробнём? Пока 'мамы' нет?..
Да ладно-ладно, я пошутил! Ишь, разорался! Не тронь меня!..
Странно это всё, господа-товарищи. Очень странно. Тело чувствую, но оно ведёт самостоятельную политику, будто меня здесь и нет. И мои желания никак не соответствуют его желаниям.
Хм, 'его'! Кого 'его'-то? Это дурацкое раздвоение меня уже порядком достало. А ну, заткнись! Заткнись, тебе говорят!..
О, Бог ты мой! Не тронь гавно… Теперь, надо думать, это надолго… Хоть бы мать скорей пришла. Настохорошело эти вопли слушать. Но горло-то, горло! Моё горло! Почему оно принимает в этой какофонии самое непосредственное участие?!! Я-то этого не хочу! Не хочу! Эй, ты! Я не хочу кричать! Помолчи, ради Бога! Башка уже разваливается! Мать твою!
Да! Где там носит мать твою?
Или мою?
Блин, от этого вселенского агуканья крышу сносит! Это ж надо: великаншу 'мамой' кличем…
То ли ещё будет…
'Мама' на горизонте долго не рисовалась. Не, ну это просто уклонение от взятых на себя обязательств!
Горластый придурок довёл меня уже до такого состояния, что ждал я 'мамочку' со всё возрастающим нетерпением! Но её всё не было. Моя беспокойная оболочка искричалась вся! Я даже вроде как и привыкать начал. С трудом, конечно, но отрешиться можно было. Если хорошенько абстрагироваться.
К одному привыкнуть было невозможно: в паху саднило с неослабевающей силой. Зона промокания разрасталась. Этот неугомонный, когда усердствовал в своём занятии, каждый раз подпускал основательную порцию пахучей влаги. И, похоже, влагой тут дело не ограничивалось. От крика в животе начались неприятные спазмы, даже как будто судороги. Пора было бразды правления брать в свои руки. А то квартирант разнесёт моё размякшее тело вдребезги!
Хорошо сказал: 'брать'! Чем? Этими вот культяпками, бестолково машущими у меня перед физиономией? Ими много не накомандуешь. Даже шлепка хорошего не дашь.
Смешно, не правда ли? Лежу и решаю, как высечь самого себя, чтобы я же и успокоился! Дурдом! По
