руководстве – майора Н. Краснова переводят на ту же самую должность в 116-й полк. Почему? Толком никто не может объяснить. Но главное вот в чем: Онуфриенко не срабатывается с Горновым, последний слишком властолюбив, ему так и хочется подменить командира, взять все в свои руки. Зато Краснов и Онуфриенко – настоящие боевые побратимы, способные отлично руководить боевым полком.
– Перевод Краснова – дело рук Горнова, – пришли все к заключению.
С появлением Горнова у нас то и дело стали происходить всевозможные трудно объяснимые явления. То пойдет какой-то слушок о ком-либо из командиров, то кого-то своевременно не представят к очередному воинскому званию. Пойдешь к Горнову – он ссылается то на одного, то на другого.
Все это раздражало, вносило в нашу жизнь нервозность. Только через год – весной 1945 года станет все ясно. Время, как пленка, проявляет все.
Итак, вместо Краснова пришел к нам майор И. Петров. Он в первом же бою, встретившись с десятью ФВ-190, сбил двух из них. Ясно: воевать умеет. А будет ли таким же надежным помощником Онуфриенко, каким был Николай Краснов?
…Третий день Ясско-Кишиневской операции. Непрерывные взлеты и посадки. Меня с трудом дождался новый молодой летчик. Я сразу узнал его – Алексей Чебаков, адъютант генерала О. В. Толстикова.
Его появление удивило меня.
– Ты что, летчиком стал? – спросил я.
– Надоело быть адъютантом, долго просил генерала, наконец он отпустил меня на учебу…
– Значит, понял, где тебе быть важнее?
– К настоящему делу потянуло…
– Сейчас дадим тебе самолет, посмотрим, как ты взлетаешь и садишься, а потом решим, что делать дальше.
К сожалению, со взлетом и посадкой у него не ладилось. В воздухе он держался не совсем уверенно. Не могло быть и речи о том, чтобы сразу бросить его в круговерть фронтового молдавского неба.
Высказав все это Чебакову, я тут же с Василием Калашонком отправился к Днестру. Проштурмовали танковую колонну противника, а потом смотрим – на горизонте два «мессера». Честно говоря, я уже соскучился по ним – что-то в последние дни не попадались они мне на глаза.
Даем газ – и к «мессерам». Вот уже нужная дистанция… Целюсь в ведомого, но тот быстро уходит. Передаю Калашонку:
– Займись ведомым, я атакую ведущего. Калашонок погнался за ведомым. Мы с «мессером» остались вдвоем. Неужели струсит, не примет боя? Вижу – уходит с набором высоты. Нет, не тот уже фон-барон пошел, вышибли из него гонористый арийский дух.
Увеличиваю скорость, вот-вот настигну фашиста, а он возьми да и юркни в облака.
Я тоже оказался в них. И тут произошло нечто невероятное: мою машину резко, как на сверхскоростном лифте, понесло вверх, потом точно так же бросило вниз, словно в глубокий колодец. В ушах гудит, от фонаря кабины во все стороны летят искры.
И тут я сообразил, что попал в грозовое облако. Ну, держись, брат! От волнения почувствовал сухость во рту. Ведь я абсолютно беспомощен, моя жизнь всецело в руках грозной слепой стихии. Можно сгореть, взорваться, камнем полететь вниз.
Лучше встретиться с десятком «мессеров», чем пережить такое. В самом тяжелом бою ты сам себе хозяин, а тут – всецело во власти случая.
Мой истребитель – как щепка в море. Он совершенно не повинуется. Я приготовился к самому худшему. Но судьба и на этот раз оказалась благосклонной ко мне. На высоте полутора тысяч метров машина выскочила из облака. Опомнившись, я тут же вывел ее в горизонтальный полет, огляделся и ужаснулся: капот весь во вмятинах, побиты рули, элероны. Крепко поработал град.
С той поры я опасаюсь кучево-дождевых облаков, всегда обхожу их стороной.
На аэродроме меня с распростертыми объятиями встречает Калашонок. Он сразил своего «мессера», видел, как я вскочил в грозовые облака, а куда потом делся – не мог понять.
Пока механики и техники ремонтировали мой Ла-5, пришло распоряжение подавить огонь неприятельской артиллерийской батареи.
Четверкой – Кирилюк, Калашонок, Горьков и я – вылетаем в указанный район. Видим: батарея действительно ведет непрерывный огонь по нашим наступающим подразделениям. С ходу наносим штурмовой удар. Батарея стрельбу прекращает. Отходим в сторону – снова открывает огонь. Все-таки надо заставить ее замолчать. Становимся в круг, ходим над батареей, постреливаем, экономя снаряды, а фашисты в щелях отсиживаются. Тут срабатывает психологический момент; самолеты над головой, – значит, надо спасаться. А нашим пехотинцам это на руку – мы облегчили им продвижение вперед.
С нашей легкой руки такой метод блокировки вражеской артиллерии авиацией распространился по всей армии.
В конце августа наши войска вошли в Кишинев. Большая и сильная группировка противника оказалась в железном кольце. Продолжая громить врага, исключительное боевое мастерство проявили штурмовики, ведомые Героем Советского Союза капитаном Н. Н. Дьяконовым, и истребители, возглавляемые ставшим уже Героем Советского Союза А. И. Колдуновым.
Наш полк в это время перебазировался на полевой аэродром Манзырь. Именно здесь за несколько дней до нашего прилета погиб, повторив подвиг Николая Гастелло, командир эскадрильи штурмовиков Герой Советского Союза П. Зубко. Не желая сдаваться в плен, отважный летчик направил горящую машину прямо на фашистскую артиллерийскую батарею.
Манзырь – это уже Молдавия. Местное население буквально засыпало нас цветами. Мы, летчики, почти не бывали на земле, встречи наши с местными жителями были короткими, но радостными и сердечными.
Семь дней боев – и такой успех! Враг откатывается на запад, открывая нам дорогу на Балканы.
