прием. Я и прибегнул к нему: плавно, еле заметно пошел вниз. Фашист решил, что я ухожу. Потянулся за мной. Я перехожу в горизонтальный полет. Иду со скольжением: почти без крена, не выпуская противника из прицела. А ему трудно взять меня в перекрестие: моя машина все время как бы ускользает в сторону, хотя глазом заметить это почти невозможно. Он начинает доворачивать. Чувствую, сейчас придет решающее мгновение. А тут нехватка кислорода… Сердце чуть не выскакивает, кровь стучит в висках, дыхание учащается.
Давно не испытывал такого напряжения. Но надо выдержать. И, главное, не упустить момент: раньше открою огонь – бесполезно, между нами большая дистанция, чуть позже – вражеские снаряды прошьют меня. Сработать точно, в свое время – в этом весь фокус.
То и дело встряхиваю головой, чтобы избавиться от «второго» самолета. Вижу – «мессер» еще ближе подворачивает, стремясь лучше прицелиться.
Расстояние между нами сокращается. Еще, еще, чуть-чуть еще. А вот теперь – палец на гашетку!
Последний кадр, запечатлевшийся в моей памяти: «желтый кок» как-то неестественно вильнул и пошел вниз. А я как будто сквозь сон слышу: «Лавочкин», выводи, выводи машину!» С огромным трудом открываю глаза. И вижу, как головокружительно мелькает земля – самолет в штопоре. Быстро выхожу из него. Снова слышу:
– Кто штопорил?
– «Чайка-19», я – Скоморох!
– Отлично. Смотри: внизу догорает сбитый «желтый кок», а справа спускается на парашюте фашистский летчик.
– Понял. А где остальные? Где Керим (Кирилюк), Горкин (Горьков), Калаш (Калашонок)?
– Иди на юг, они там барражируют.
Лечу туда и думаю: что со мной приключилось? Знал, что кислородное голодание приводит к заболеванию так называемой эйфорией (буквально означает «хорошо переношу»). Не думал, что болезнь эта настолько коварна – погружает тебя в сладкий сон, с которым невозможно бороться.
На земле узнал: взятый в плен пилот «желтого кока» – майор, воевал в Польше, во Франции, в нашей стране, имел на счету 50 сбитых самолетов.
В Кишкунлацхазе у нас настоящий бетонированный аэродром. До чего надоели нам размокшие полевые площадки! Там и машины вечно грязные, обувь и обмундирование – сырые. Другое дело стационарный аэродром – кругом сухо и чисто.
Здесь мы встретились с летчиками генерала И. Д. Подгорного, летавшими на «яках» с красными носами. Это придавало машинам особый шик. Летчики нашей эскадрильи тут же последовали этой моде – покрыли красной краской переднюю часть капотов Ла-5. Строй наших истребителей стал выглядеть на земле и в воздухе наряднее и внушительнее. Это заметили летчики других эскадрилий и сейчас же последовали нашему примеру. Но, оказалось, маленькое новшество ко многому обязывало. Фашистские летчики, встречая самолеты с красными кольцами на носу, настораживались и обходили их стороной. Такое поведение противника психологически объясняется просто: все необычное сначала отпугивает, а на войне – тем более. Потом гитлеровцы осмелели, попытались прощупать «красные носы». Несколько раз они получили хороший отпор, а потом им повезло – напали на одного из молодых, малоопытных летчиков и клевали его до самого аэродрома. Всем нам было очень неприятно наблюдать эту картину: коль уж покрасил нос своему истребителю, так держись на высоте, не подводи. Этот случай заставил некоторых товарищей смыть с капотов красные кольца, ставшие как бы символом особой бойцовской выучки…
Утром 20 декабря началось новое наступление войск 3-го Украинского фронта с целью прорвать сильно укрепленную фашистскую линию «Маргарита», овладеть городом Секешфехервар и, обойдя с запада Будапешт, соединиться с войсками 2-го Украинского фронта.
Наступление поддерживали свыше 800 самолетов – весь действующий парк 17-й воздушной армии.
Это были дни исключительно напряженной боевой работы. Мы буквально висели над черным передним краем и возвращались на забеленную сырым снегом землю лишь для того, чтобы заправиться горючим и пополнить боеприпасы.
Мы беспрерывно обрушивали шквал смертоносного огня на артиллерийские позиции, оборонительные сооружения врага. И тут начались ожесточенные воздушные схватки.
В разгар напряженной боевой работы в полк прибыли давние наши знакомые – журналист Юрий Казьмин и фотокорреспондент Николай Гаврилов, оба капитаны. У них было задание сфотографировать летчиков, отличившихся над батинским плацдармом, рассказать о них в армейской газете.
Пока беседовали, все шло хорошо. Григорию Денисовичу льстило внимание армейской прессы, он охотно рассказывал о каждом из нас.
Но вот пришло время фотографироваться.
Некоторые летчики считали это плохой приметой. Они начали избегать капитана Гаврилова. Заметив это, Онуфриенко сказал:
– Ребята, уже пятый час, дело к вечеру, вылеты вряд ли будут, так что можно запечатлеть себя на пленке.
Прибывший с газетчиками летчик-инспектор майор Н. Ковалев сказал:
– Становитесь, товарищи, становитесь.
Мы быстро выстроились. Гаврилов раз-другой щелкнул лейкой:
– Готово!
И тут Онуфриенко зовут к телефону. Он бежит – и возвращается злой:
– Скоморох, твоя эскадрилья дежурная – надо пару отправить на задание.
Выстраиваю эскадрилью, спрашиваю:
– Кто пойдет?