Чёрт на колокольне (пер. Лев Уманец)

Чёрт на колокольне

Который час? —

Старый оборот речи

Все знают, что вообще самое прекрасное место в свете есть, или — увы! — был голландский городок Вондервоттеймиттис. Но так как он лежит в некотором расстоянии от больших дорог, так сказать, в захолустье, то вряд ли многие из моих читателей почтили его своим посещением. Для тех, кто этого не сделал, будет не лишнее, если я опишу его несколько подробнее. Это тем более необходимо, что, надеясь привлечь общественное сочувствие к его обитателям, я намереваюсь рассказать здесь одно из бедственных происшествий, случившееся недавно в его пределах. Никто из знающих меня не усомнится, что я выполню такую добровольно взятую на себя обязанность с полной добросовестностью, строгой беспристрастностью, осторожно взвешивая факты и сопоставляя авторитеты, чем всегда должен отличаться желающий заслужить титул историка.

На основании медалей, рукописей и надписей я могу положительно утверждать, что город Вондервоттеймиттис существовал с самого своего основания при тех же условиях, как и ныне. К моему сожалению, о времени этого основания я могу говорить лишь с той определенной неопределенностью, к которой, по временам, бывают принуждены прибегать математики в некоторых алгебраических формулах. Потому я могу сказать, что по отдаленности это время не может быть меньше всякой определенной величины.

Что касается происхождения имени Вондервоттеймиттис, приходится признаться, что я и здесь ушел не многим дальше. Среди множества мнений, высказанных по поводу этого деликатного вопроса — остроумных, ученых и прямо противоположных, я не могу подыскать ничего в достаточной мере удовлетворительного. Может быть, мнению Гросвигга, почти во всем сходящемуся с Кроутаплентэй, следует отдать преимущество. Оно таково: Вондервоттеймиттис — Vonder, читай: Donder (гром); Votteimittis как бы Bleitsiz, устарелое вместо Blitzeu (молния). Такое словопроизводство, правда, доказывается некоторыми следами электрического действия на верхушке шпиля городской ратуши. Однако я не решаюсь вдаваться в рассуждения на тему такой важности и должен отослать читателя, желающего иметь более подробные указания к Oratiunculae de Rebus Praeter-Veteris Дундергутца. См. также Блундербуццард De Derivationibus, стр. 27 до 5010, изд. в лист Гота, напечатано красным и черным шрифтом, с последними словами под строкой и без цифр. Там же автографические заметки на полях Штуффундпуффа и подстрочные комментарии Грунтундцугеля.

Несмотря на мрак, окутывающий, таким образом, время основания Вондервоттеймиттиса и происхождение его имени, не может быть сомнения, как я уже сказал раньше, что он всегда существовал в том виде, в каком мы находим его теперь. Старейший из жителей городка не помнит ни малейшего изменения в его наружности, и даже самое предположение о подобной возможности счел бы за оскорбление. Городок расположен в совершенно круглой долине, с четверть мили в окружности, окруженной со всех сторон отлогими холмами, за пределы которых жители никогда не отваживаются переходить. В объяснение этого они приводить основательную причину, что вообще не верят, чтоб по ту сторону было что-нибудь.

Вокруг долины, совершенно плоской и вымощенной плоскими черепичными плитами, расположились непрерывным рядом шестьдесят домиков. Обращенные задним фасадом к холмам, они передней стороной смотрят, конечно, на центр равнины, который отстоит как раз на шестьдесят ярдов от входной двери каждого жилья. Перед каждым домом садик с круговой дорожкой, солнечными часами и двумя дюжинами капустных кочнов. Сами постройки так похожи одна на другую, что их и не различить. Благодаря большой древности, архитектурный стиль несколько странный, что не мешает ему быть живописным. Они выстроены из сильно обожженных кирпичиков, красных с черными полосами на краях, так, что стены похожи на большую шахматную доску. Коньки обращены к фасаду, вдоль стен, над главным входом, тянутся навесы такой же величины, как сами дома. Окна узкие и глубокие с маленькими стеклами и широкими рамами. Крыши из черепицы с длинными закрученными концами. Все деревянные части темные, и всюду много резьбы очень однообразных рисунков, потому что с незапамятных времен местные резчики никогда не были в состоянии вырезать ничего, кроме двух предметов: часов и капусты. Но эти вещи они вырезывают мастерски и помещают их, где только найдут место для резьбы.

Внутреннее расположение домов, так же, как их наружный вид, во всех одного образца, и мебель расположена по одному плану. Полы из четырехугольных плиток, а стулья и столы из темного дерева с тонкими изогнутыми ножками. Обширные, высокие камины не только украшены резными часами и кочнами капусты, но также настоящими часами, громко тикающими, на передней полочке, между двумя цветочными горшками с капустой. А между часами и капустой помещается маленький фарфоровый китаец с большой дырой на животе, через которую виден циферблат часов.

Самые камины широки и глубоки, с крепкими прогнутыми таганами. Под ними постоянно горит огонь, и на них большой котелок с кислой капустой и свининой, над которым всегда хлопочет хозяйка. Она маленькая толстая женщина с голубыми глазами и красным лицом, в высоком чепце наподобие сахарной головы, украшенном желтыми и красными лентами. Ее одежду составляет оранжевая юбка грубого сукна, очень полная сзади и с короткой талией, вообще короткая и не спускающаяся ниже половины ног. Последние довольно толсты, также как щиколотки, зато обуты они в красивые зеленые чулки. Розовые кожаные башмаки застегнуты бантом из желтых лент, собранных в виде кочна. В левой руке она держит массивные голландские часики, в правой — ложку для мешания капусты и свинины. Возле нее трется жирный пестрый кот с золоченым игрушечным репетитором на хвосте, привязанным ради шутки 'ребятами'.

Сами ребята — их трое — в саду стерегут свинью. Каждый из них двух футов ростом. На них треугольные шляпы, пурпуровые жилеты, спускающиеся до бедер, лосиные штаны до колен, красные шерстяные чулки, тяжелые башмаки с большими серебряными пряжками и длинные сюртуки с перламутровыми пуговицами. У каждого во рту трубка, а в правой руке пузатые часики. Он затянется и взглянет на часы, опять поглядит и опять затянется. Свинья жирная и ленивая, подбирает листья, опадающие с капусты, и подбрасывает задними ногами золоченый репетитор, который мальчишки навязали и ей на хвост, чтоб она не уступала красотой кошке.

У самой входной двери на кресле с высокой спинкой, обитом кожей, и с изогнутыми ножками, как у столов, сидит сам хозяин. Это чрезвычайно тучный старик, с большими круглыми глазами и жирным двойным подбородком. Он одет так же, как мальчики, и мне нечего дольше говорить об этом. Вся разница в том, что его трубка побольше, и он может сильнее затягиваться. Как у них, и у него часы, только он носит их в кармане. И, вправду, у него есть занятие поважнее, а в чем оно состоит, это я сейчас объясню. Он сидит серьезно, заложив правую ногу на левое колено и устремив постоянно, хотя один глаз, на один замечательный предмет в центре равнины.

Этот предмет — находится на башне городской думы. Думские гласные все маленькие, кругленькие, жирные, смышленые люди с большими выпученными глазами и двойными подбородками. Их кафтаны длиннее, и пряжки башмаков больше, чем у прочих жителей Вондервоттеймиттиса. За время моего пребывания в городке они имели несколько специальных заседаний, на которых приняли следующие три важные решения:

'Не следует изменять старый порядок вещей'.

'Нет ничего путного за пределами Вондервоттеймиттиса'.

'Мы останемся при наших часах и капусте'.

Над залой совета находится башня, а в башне колокольня, на которой помещается и помещалась с незапамятных времен гордость и слава городка — большие башенные часы города Вондервоттеймиттиса. И вот на этот-то предмет и обращены глаза старого господина, сидящего в кожаном кресле.

У городских часов семь циферблатов, по одному на каждой из семи сторон башни, так что их можно видеть со всех концов города. Циферблаты большие, белые; стрелки массивные, черные. Существует