магазин, каток и ватагу Рыжего: ведь это она была тогда с ними.
— Итак, Люся, как видишь, мы не из твоей школы. Но, — тут Вовка поднял палец к потолку. И все автоматически посмотрели наверх, надеясь что-нибудь увидеть там. — Но спасибо скажи, что мы не из твоей школы.
— А кто же вы? — удивлённо смотрела Люся. — И ещё собака. При чём здесь собака?
— Мы от Ираклия Ираклиевича, — многозначительно произнёс Вовка.
— Ш! Тихо! — зашептала Люся и притворила дверь комнаты.
Но тут дверь снова растворилась, и на пороге показалась мама с двумя тарелками в руках.
— Вот, детки, пирожки, мандарины, яблоки. Угощайтесь. И поругайте её, пожалуйста, хотя бы немножко. Раз праздник, то немножко, много не надо. А после праздников приходите и тогда уже по- настоящему.
— Ма! — раздался крик, и мама закрыла за собой дверь.
— И что Ираклий Ираклиевич? — переспросила обеспокоенно Люся. Она уже чувствовала, что за всем этим последует что-то нехорошее.
— Шлёт привет и расторгает с тобой договор! — услышала она то, о чём боялась даже думать.
— Почему? Как? — испугалась Люся.
— Ты слишком привлекаешь внимание! — Лену стала раздражать эта юная «красавица».
— Почему же? — деланно улыбнулась Люся. Теперь она ждала комплиментов.
— Губы красишь, хотя бы. А это негигиенично.
— Я красивая, — сказала Люся и свысока посмотрела на Лену.
— Ладно, «красивая», — вступился за Лену Вовка. — Это ещё на чей вкус. На мой, так не очень…
— А вот этому мальчику я нравлюсь, правда? — обратилась к Сергею Люся. И пристально на него взглянула. Сергей в ответ закашлялся.
— Что-то в горле запершило, — начал оправдываться он перед друзьями. Но все заметили, что ответа он не дал. А если нет ответа, то это тоже ответ. Не менее красноречивый.
Тогда Лена, увидев разброд в своей команде перед лицом ненавистного противника, решила взяться за это дело сама. А то постепенно нападение превращалось в оборону.
— Вот расписка. Рви, — решительно сказала Лена.
— Я… я не буду, — заупрямилась Люся. — Вы — это но он. Вы не имеете права меня заставлять.
— Рви сейчас же, а то в школе твоей всё расскажем! — припугнул её Вовка. — Смеяться будут, пальцами показывать.
Однако «пальцами показывать» было не самым страшным в её жизни, а наоборот, так что Вовка немного ошибся.
— Посмеются и забудут, — взмахнула кудрями Люся.
— Не будешь?
— Не буду.
— Тогда я сама порву, тебе ещё хуже будет, — вдруг уверенно вступила в разговор Лена. А, чтобы спасти себя от вопрошающих взглядов ребят, сама строго посмотрела на них.
— Если я порву, тебе плохо будет. Потом пожалеешь, ох как пожалеешь, — повторила для убедительности она. Ведь мысль, повторенная дважды, сразу делается вдвое правильнее.
— Почему это плохо? — забеспокоилась Люся и посмотрела на Сергея.
Сергею стало самому плохо. «Ничего не случится, — хотелось сказать ему. — Всё останется по- прежнему, как ты хочешь». Но он не мог этого сделать. Один бы он не выдержал и всё рассказал. Но рядом стояли его товарищи.
— Станешь ты тогда такой же старой, как твой Ираклий. Будешь такими бумажками поторговывать, старушка. Или за него замуж выходи. Хорошая будет парочка!
— Это неправда? Ведь это неправда? — Люся пыталась услышать успокаивающий ответ от Сергея.
Сергей, пряча глаза, молчал. А глаза остальных твердили: правда, правда, правда. Пропащий ты станешь человек, Люся. Не ждут тебя в будущем танцы, а одни лишь больницы. Не будет тебе телеграмм, а одни лишь кардиограммы.
— Хорошо, хорошо, я порву. Но всё равно вы нехорошие, — плакала Люся, и чёрная тушь ползла под её глазами.
Белые кусочки бумаги упали на ковёр. И перед ребятами оказалась просто девочка. Даже не красивая, а так просто. Можно и не заметить.
— Ой, что с тобой, Люся, — всплеснула руками мама и выронила тарелку с печеньем и конфетами, которыми тоже хотела угостить гостей. Нормальные гости должны были уже опустошить первые две тарелки. Но наши гости были по делу. — Ты ли это, Люся? — никак не могла поверить мама.
— Я, мама, я теперь стала маленькой, — выдохнула разом всю горечь своего нового положения Люся.
— Ой, спасибо, ребята, — заплакала мама. — Опять у меня дочурка маленькая, славненькая. А как же вы её уменьшили?
— Ма!
— Что-то не пойму. Теперь в школе этому учат? — с уважением в голосе спросила мама.
— Учат, учат, — подтвердил Вовка. А что он ещё мог сказать?
— А на каких же это уроках? — не сдавалась мама.
— Это не на уроках, это в кружке, — выручила всех Лена.
— В кружке, тогда, конечно, — согласилась мама. И плачущие мама и дочка, обнявшись, сели на диван. А печенье и конфеты, которые Шайтан рассматривал преданными глазами, так и остались на ковре.
Ребята бросились вниз, обгоняя друг друга. Настроение улучшилось у всех. Как получилось, так получилось. Главное, что успели. И Ираклия не встретили. Вот что главное. И снова готовы к походу. Новому и последнему. Вовка подозвал к себе Шайтана и вытащил из кармана кусок пирожка.
— Ешь, Шайтан, лопай. Говорить ты не умеешь, так хоть покушай.
— Какой ты молодец, Вовка, — засветилась вся Лена, как будто этот кусок пирога он дал именно ей. — Даже я забыла, а ты помнишь. Ты такой добрый, такой добрый… — начала без устали повторять она.
— Очень добрый, как тебя на бульваре шарахнул, — пробурчал Сергей.
— Ой Серёжа, какой ты, право… Правда, Шайтанчик? — спросила она у собаки. А когда спрашивают у собаки, то не ждут особого ответа. Всё и так ясно.
— Конечно, все кругом хорошие, один я плохой, — обиделся Сергей.
И теперь уже его принялись утешать.
Только один человек остался у них впереди. Только один. Кто? Вася Пустовойт с ул. Горького, 12. Горького так Горького.
Глава девятая
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Ребята выдыхались. Целый день бегов начинал сказываться. Даже Шайтан всем своим безмолвным видом требовал отдыха. Но покорно бежал впереди. Их гнала вперёд чья-то судьба: ведь она может плохо сложиться в Новом году. А Новый год должен принести всем только хорошее. На то он и новый.
Они бежали по улице и не могли найти двенадцатого дома.
Его просто не было. Десятый — на месте, четырнадцатый тоже, а двенадцатый как корова языком…
— Слушайте, а может, старикан его украл, дом этот? Совсем с лица земли снёс, чтобы мы не могли его найти?
Вот какие грозные силы приписывали ребята Ираклию Ираклиевичу. Они обратились к прохожему:
