Все молитвы в твоем часослове я Проклюю моим клювом слов. <…>
Нынче ж бури воловьим голосом Я кричу, сняв с Христа штаны: Мойте руки свои и волосы Из лоханки второй луны». Другой юноша, Мариенгоф, снятыми штанами не удовлетворился. Фантазия его в 18-м году была куда изощреннее:
«Твердь, твердь за вихры зыбим, Святость хлещем свистящей нагайкой И хилое тело Христа на дыбе Вздыбливаем в Чрезвычайке». Поэты в ту пору еще не были знакомы, но ко времени начала имажинизма, без труда опознали друг друга по дурной наглости голосов.
В первые послереволюционные годы Мариенгоф и Есенин буянят, кричат, зазывают:
Затопим боярьей кровью Погреба с добром и подвалы, Ушкуйничать поплывем на низовья Волги и к гребням Урала. Я и сам из темного люда, Аль не сажень косая — плечи? Я зову колокольным гудом За собой тебя, древнее вече. (Анатолий Мариенгоф) Тысячи лет те же звезды славятся, Тем же медом струится плоть, Не молиться тебе, а лаяться Научил ты меня, господь. За седины твои кудрявые, За копейки с златых осин, Я кричу тебе: «К черту старое!» Непокорный, разбойный сын. (Сергей Есенин) Ленивым глазом видно, что в устах Есенина «Сарынь на кичку» звучит естественнее. Определяет это не только органичное народное начало Есенина, но и то, что «немца» Мариенгофа любое вече разорвало бы на части. Если б он сумел его созвать, конечно. Звучит забавно, не правда ли: «Люди русские! Вече народное! Тебя Мариенгоф созывает!»
При явном созвучии голосов Есенина и Мариенгофа, основным их отличием в первые послереволюционные годы явился взгляд Мариенгофа на революцию как на Вселенскую Мясорубку, великолепную своим кровавым разливом и развратом. И если совсем недавно он писал проникновенное:
Пятнышко, как от раздавленной клюквы. Тише. Не хлопайте дверью. Человек… Простенькие четыре буквы: Умер. — то спустя всего несколько месяцев, Мариенгоф словно шепчет в забытьи:
Кровь, кровь, кровь в миру хлещет, как вода в бане из перевернутой разом лоханки. Кровью плюем зазорно Богу в юродивый взор. Пальцы пахнут цветочным мылом И кровью, липнущей к каблукам. Тут и там кровавые сгустки,
