ЭТА РУКА
На крутой обелиск обрати свой взор
И застынь у его подножья!
Душит горе железное горло гор,
Жжет их пламенем, бьет их дрожью.
Эти горы отравлены горькой тоской,
Нашей кровью они пропитались...
В наше сердце направлены подлой рукой,
Над людскою надеждой, над песней людской
Здесь свинцовые пчелы метались...
...И тот голос, что пел,
не допел до конца.
Не допел, — не успел:
смерть сразила певца.
Песня вылилась в хрип,
дозвенеть не успев.
Запевала погиб.
Но остался припев,
Словно символ бессмертия, вечно живой,
Не задушенный смертью припев огневой:
«С этой песней мы ходили
сквозь огонь, сквозь смерть, сквозь ад.
Путь-дорогу мы пробили
с этой песней
на Эйлат.
Шли под зноем невозможным,
утонув в песке по грудь.
Но был твердым, был надежным
бесконечный этот путь.
Помни, родина, сыновьи
дорогие имена —
Те начертанные кровью
огневые письмена!
Мы еще тебя научим
песни новые слагать,
По пескам твоим зыбучим
к высшей радости шагать!
Ты по этим тропам выйдешь
из объятий вечной тьмы.
День придет — и ты увидишь
Жизнь, Свободу, Братство, Мир!..»
«М и р...» И голос замолк... И в ущельях гор
Эхо всхлипнуло отзвуком слабым...
На крутой обелиск обрати свой взор
И прочти:
Маалэй-Акрабим...
Стой и смотри!
Надо всем, что ты видишь окрест, —
Над горами, повитыми красным туманом,
Над извечной печалью библейских мест,
Над мятущимся Иорданом,
Над отрогами скал и цветами долин,
Над поселками и городами,
Над верблюжьей тропой,
над потоком бегущих машин,
Над пустынями и садами,
Над возделанной пахотой и целиной,
Над предутренней мглой и ночными огнями.
Надо мной, над тобой, над нами,
Надо всею нашей страной,
Над нашими жизнями занесена
Та рука,
которой ты смерти запродан,
И холодными пальцами душит она
Горло двух народов,
двух наших родин.
Стой и смотри!
Крови льется река.
«Алейyм[26]! Алейyм!»
Снова смерти пчела зажужжала...
Знай: ее смертоносное жало
Отточила эта рука.
Стой и смотри!
Вот она —
Над твоей головой,
над толпой...
«Алейум! Алейум!» —
Голос мести слепой
Раздается...
Та рука
Натравила народ на народ.