Гордо похрустывая банковским векселем, Якш вновь переступил порог музыкальной лавки. Лютни на прилавке не было. Якш дрогнул.
'Опоздал!' — В его голове что-то пронеслось и обрушилось, разбившись на куски.
'Заткнись, идиот! Ты же сам приказал убрать ее с прилавка!' — прикрикнул он сам на себя.
Торговец тоже куда-то исчез; вместо него был другой — плотный низенький господин, едва выше самого Якша.
— А куда делся господин Дидье? — спросил Якш.
— Обедать пошел, — ответил тот.
— Обедать? — возмутился Якш. — Мы с ним договорились, что через час я прихожу, плачу и забираю лютню работы мастера Кинтаны! Он что, подождать не мог?
'Вот тебе и поклонник! Даже странно как-то. Рейменцы почти все обожают музыку. Даже больше, чем прочие троаннцы. Это у них наследственное — город такой. И чтобы кто-то из них не задержался на десять минут и предпочел какой-то жалкий обед возможности обсудить красоты лютневого тембра…'
Якш только головой покачал.
'Бывает же…'
— Он оставил мне все распоряжения, господин Якш, — поклонился низенький господин.
Он порылся под прилавком, достал добротный, искусно изукрашенный футляр из светлого дерева и протянул Якшу.
— Пожалуйте! Можете убедиться сами…
Якш принял футляр, открыл его и уставился на лютню. Да. Это она. Все правильно. Осталось заплатить, а потом… а потом он принесет эту лютню в гостиницу и дождется Катрин… и… есть ли что прекраснее, чем глаза любимой, сияющие от счастья?
Он успел почуять неладное. Заметить движение в полированной поверхности лютни. Невероятное движение. Непредставимое в таком месте. Меньше всего он ожидал, что подобное может случиться здесь… в музыкальной лавке… в Троанне… в Реймене…
'Из него такой же торговец, как из меня кавалерист!' запоздало сообразил Якш, глядя, как увесистая дубина в руках крепыша опускается ему на голову.
Он успел бы ее перехватить — да хоть заслониться! — если бы не держал в руках футляр с лютней. Прежний Якш бросил бы футляр с лютней не задумываясь и, пожалуй, сумел бы прикрыть голову. Нынешний даже не подумал о такой возможности. Единственное, чего он испугался, — проклятая дубина повредит инструмент! Удара он не почувствовал. Просто сознание померкло, и мир заволокла мягкая беззвучная тьма. Он уже не увидел, как его руки аккуратно поставили футляр с лютней обратно на прилавок. Он упал только потом.
Упал, получив от ошарашенного крепыша еще один удар — на всякий случай.
Катрин взяла последний аккорд и решительно раскланялась. Восьмой раз она уходила с возвышения, и восьмой раз ее просили вернуться.
— Все, господа, все! — наконец сказала она. — Меня муж дома ждет. А у вас впереди и без меня достаточно интересных бардов. Надо же и другим дать возможность выступить.
— Ка-ти! Ка-ти! Ка-а-ати!!! — возражали слушатели.
— Нет-нет! На сегодня все! — покачала головой она и отпустила несколько колков на лютне.
В Троанне это означало, что музыкант действительно сегодня больше не играет. Это было то же самое, что поставить точку. Окончательную и бесповоротную.
Публика проводила ее разочарованными умоляющими стонами, но Катрин была непреклонна. Ей и в самом деле пора. Тем, кто за ней, тоже необходимо выступить.
— Нет-нет, благодарю! Не надо меня провожать, — откликалась она, проталкиваясь к выходу и отбиваясь от самых назойливых поклонников. — Нет, ни в какой кабак я с вами не пойду. В гостиницу? Если вы повторите это предложение при моем муже, я, так и быть, подумаю. Куда же вы? Что ж, как хотите…
Гонорар был очень даже неплох. Катрин всерьез задумалась о том, что бы такое подарить Якшу с этого незапланированного заработка.
Изукрашенная дверь 'Хрустальной флейты' захлопнулась за ее спиной, отсекая переливчатые звуки флейт, бархатные аккорды лютен, разудалые взвизги волынок, мерные вздохи барабанов и бубнов да певучие голоса скрипок. Вечерний город подмигнул Катрин желтым глазом фонаря.
'Отлично!' — подумала она, с наслаждением вдыхая прохладный воздух.
'Ой, мама!' — была следующая мысль, потому что ее внезапно, выскользнув из каких-то темных углов, окружили черные тени.
'Лучше бы я согласилась, чтоб меня тот доставучий придурок провожал!' — подумала она напоследок, а потом к ее лицу прижали омерзительно пахнущую тряпку, и звезды с фонарями завертелись перед ее глазами. Она даже вскрикнуть не успела.
— Бери ее! — прошептала одна из теней.
— Лютню осторожно! — добавила другая.
— И тихо! — добавила третья. — Уходим!
Еще миг — и перед 'Хрустальной флейтой' не осталось никого.
Сознание вернулось рука об руку с головной болью. Якш застонал, сжал зубы и оторвал голову от пола.
Нет уж! Если кто-то решил, что одного удара по голове достаточно, чтобы его угробить, он явно просчитался!
Выдав несколько гномских ругательств, Якш медленно сел. В лавке было почти темно.
'Лютня! — в панике подумал он. — Я же мог ее разбить!'
В ужасе оглядевшись, гном нигде не обнаружил искалеченных обломков инструмента. С трудом встав, он перегнулся через прилавок, но там ее тоже не было. Или ее просто не видно в этой проклятущей темноте? Изрыгая самые грязные гномьи ругательства вперемежку с человечьими богохульствами, Якш осмотрел все вокруг, нашел и зажег масляную лампу, после чего опять все осмотрел.
Лютня исчезла.
— Я убью эту сволочь! — жалобно поведал Якш, ставя лампу на прилавок. — Найду и голыми руками кишки выдеру…
Его и не собирались угробить. Только ограбить.
Якш пошарил по карманам, но банковский вексель тоже исчез, равно как и поясной кошель.
'Все деньги. Все, сколько было…'
— Понятно… — пробурчал Якш. — Отличный подарок жене… муж с пробитой башкой, дома ни гроша, да еще и банковский долг… здорово!
Из дальнего угла лавки послышался тихий, но отчетливый стон.
'А там, кажется, 'обедает' несчастный хозяин этого заведения!'
Якш поднял лампу и побрел на звук.
Катрин пришла в себя на огромном роскошном ложе. Над головой нависал изукрашенный аляповатыми звездами балдахин. Тошнить — не тошнило, голова не кружилась, не то что тогда. На сей раз похитители использовали более щадящее средство. А цель наверняка та же самая…
'Мне так понравилось твое пение, что я захотел послушать, как ты мурлыкаешь в постели…' — тотчас припомнилось ей.
Голоса из прошлого. Такие разные и такие одинаковые.
Тому придурку она без долгих размышлений разбила голову и сбежала. Он почему-то решил, что раз женщина зарабатывает себе на жизнь пением, то сопротивляться не умеет, да и не посмеет. Мало того — сама этого хочет. Певички все такие. А что отказывается, так это она цену себе набивает. Надо просто поставить строптивицу на место, и дело с концом.
'Что, еще один такой же идиот выискался?' — зло подумала Катрин и села, привычно окидывая взглядом окружающее пространство в поисках возможных орудий защиты.