которой Рейнская область, в случае агрессии со стороны Советского Союза, должна была быть подвергнута ядерным ударам... Так что, если речь здесь и идет о дружбе, то это та дружба, крепость которой еще никто не подвергал серьезным испытаниям. А ведь еще де Голль утверждал, что на протяжении столетий задача французской политики в отношении Германии заключалась в том, чтобы удержать нашу страну от объединения. Фактически, Германии пришлось отказаться от своей собственной валюты, которая была хорошо известна в мире начиная с 1949 года, и ввести у себя евро - и это в обмен на согласие французов об объединении немцев. Комментарий французской прессы в этой связи: «Версальский договор без объявления войны». Тодт: «На самом деле, цель валютного союза - это попытка поставить заслон немецкому влиянию в Европе». Все это происходило в то время, когда на каждом шагу раздавались здравицы в честь германо-французской дружбы. Но слова Тодта, которые способны вызвать у нас скептическую улыбку, этим не ограничиваются. Например, тот факт, что в Великобритании и Франции уровень рождаемости составляет в среднем 1,7 и 1,9 ребенка на женщину, а в Германии, Италии и Испании - 1,3 и 1,2 соответственно, он объясняет авторитарными формами правления, которые там когда-то существовали: «В странах с преобладающей тягой к индивидуализму решения о том, заводить детей или нет, принимать легче. В странах, прошлое которых омрачено авторитаризмом, отношение к новой жизни, в демографическом смысле, более спокойное. Решение о продлении рода, которое требует активного участия, гражданам этих стран принимать сложнее».
Рассмотрим ошибки автора: во времена Веймарской республики уровень рождаемости в Германии был низок, но он все-таки превосходил аналогичный показатель для демократической Франции начала века; в Третьем Рейхе (по Тодту - авторитарная диктатура) этот показатель вырос больше чем на треть; в 50-х и 60-х годах, в то время, когда ценности национал-социализма все еще сохраняли свое влияние в обществе, уровень рождаемости был по-прежнему высок, а вот дрейф ценностных ориентиров в сторону индивидуализма, общей безответственности и проч. привел к его снижению. В авторитарной ГДР показатель рождаемости был всегда в среднем на одну треть выше, чем в Западной Германии, и только после объединения страны он резко пошел вниз.
Высокий уровень рождаемости в Великобритании, Франции и США (там он составляет 1,8 ребенка на женщину) следует связывать в первую очередь с общей демографической ситуацией в этих странах. Но тот факт, что во Франции проживает 5 млн. мусульман, в Великобритании велика доля цветного населения, а в США - выходцев из Мексики, Пуэрто Рико, да и попросту негров, Тодт попросту не замечает... Нам трудно представить, что эти переселенцы имеют какое-либо отношение к «традициям индивидуализма», которыми так гордятся эти страны. Во Франции 1% семей имеет 10 и более детей, это 25% следующего поколения французов, не нужно говорить, что в подавляющем числе случаев речь здесь идет о мусульманских семьях.
Увы, чувство реальности оставило Тодта. Вдумаемся: «Америка с 1950 года по 1965 год - страна всеобщей демократии, свободы слова, расширения социальных прав, борьбы за гражданские права. Эта Америка была империей добра».
Но автор прав, когда он говорит об экономической уязвимости США. Дефицит торгового баланса в стране составляет год за годом более 300 млрд. долларов, что говорит об одном: процветание американской экономики находится в критической зависимости от постоянного притока в страну иностранного капитала. В случае, если Америка попытается выправить этот перекос, спад уровня жизни американцев неизбежен - он составит от 15% до 20%. Для обеих правящих партий США такой шаг значил бы переворот всего жизненного уклада, не говоря уже о необходимости резкого снижения военных расходов для компенсации недостающих средств. В 2002 году импорт товаров промышленного производства превысил экспорт - и здесь американцы сдают свои позиции, в которых они всегда были традиционно сильны. Регулярно выходит из строя энергосистема страны (мы раньше думали, что такое возможно только в странах бывшего Восточного блока). Зарплаты больше не растут, а 5% самых богатых американцев получают все большие прибыли: зачастую в форме процентов с общественного капитала. В американской армии царит засилье бюрократии, подразделения реагируют медленно, их эффективность низка; американское военное превосходство сохраняется пока в воздухе и на море, на суше американцы всегда традиционно уступали всем - такое положение сохраняется со времен второй мировой войны; готовность американцев к самопожертвованию не идет ни в какое сравнение с готовностью русских приносить себя в жертву (см. Афганистан). Америка страдает от дефицита государственного бюджета, иными словами: в долгосрочной перспективе у американцев просто не окажется денег на модернизацию вооруженных сил. В 1990 году капитализация биржевого капитала составила 359 млрд. долларов, восемь лет спустя - 13451 млрд. долларов. Знаменательно то, что этот рост никак не связан с реальным положением дел в экономике США: просто те прибыли, которые поступают со всего мира, инвесторы вкладывают в дело через американские биржи. Поэтому банкротство американских компаний означает для европейских и японских банков (и вкладчиков) значительные потери; то же самое можно сказать и о ситуациях, когда биржу, как говориться, лихорадит, а доллар стремительно катится вниз. Такое случалось в прошлом, и поэтому стоит учитывать возможность такого сценария и в будущем (в дополнение к сказанному: финансовая дисциплина в американских концернах часто хромает, известны случаи фальсификации бухгалтерской отчетности с целью улучшения общей картины работы предприятия. Этот момент следует учитывать всем, кто хочет вкладывать деньги в американские ценные бумаги). В общем, ситуация выглядит так, что американцы стягивают к себе сокровища всего мира с целью их дальнейшего потребления. Похожим образом обстояли дела и в Древнем Риме; впрочем, военная мощь Рима всегда превосходила то, чем сейчас располагают Штаты. Поясню: нарушить нормальную жизнь в стране можно по-разному, разбомбив ее инфраструктуру или установив морскую блокаду; подчинить экономику завоеванной страны захватчики могут только в одном случае: если в их распоряжении имеется боеспособная армия; а такой армии у американцев нет.
В некоторых случаях дает себя знать идеологическая зашоренность автора: такое явления как универсализм, или, иными словами, вовлечение покоренных народов в систему, которую создали завоеватели, Тодт оценивает как позитивное; оно - само по себе - является и обоснованием, и оправданием господства. При этом автор ссылается на опыт римского императора Марка Аврелия Антония Каракаллы и его Constitutio Antoniniana (212): в соответствии с этим документом гражданство Рима получали все вольно рожденные жители империи. В последующие затем годы римскими императорами становились преимущественно выходцы из провинции. К моменту принятия Конституции Каракаллы Рим уже вступил в стадию упадка - это убедительно показали ожесточенные войны с германцами, которые Рим вел за 200 лет до этого. Британцы никогда не повторяли этой ошибки - ход чужакам в правящую элиту Британской империи, просуществовавшей не одно столетие и павшей после второй мировой войны, всегда был заказан. Принято считать, что ядро американской нации составляют переселенцы из Европы, и это верно; Тодт, однако, умалчивает о том, что такая ситуация сохранялась лишь до тех пор, пока американская нация на 90% состояла из представителей германских народов. Индейцы и негры всегда оставались за бортом этой цивилизации - так дело обстоит и сейчас. Переселенцы, которые ныне формируют облик Америки - это выходцы из Мексики, Пуэрто Рико и стран Азии; они держатся обособленно, их интеграция в американское общество затруднена. Третий Рейх не был «универсалистским» государством - ведущим державам мира потребовалось шесть лет и высшее напряжение всех сил, чтобы совместными усилиями одолеть этого противника. Универсализм, в принципе, может иметь усиливающее действие - при условии, что элементы, которые подвергаются «плавлению», схожи друг с другом, а их количество невелико; иначе мы получаем обратный результат (как это, кстати, видно из мифа о Вавилонской башне) - дробление коренной нации на различные группы по интересам, ослабление государства и потеря власти автохтонами. Подтверждение истинности этих слов - история Египта, Греции, Рима... Тодт этого не понял. Универсализм коммунистов оказался не в состоянии удержать различные народы, населяющие бывший Советский Союз под сенью этой идеологии; это можно сказать и о Югославии, и, в определенной степени, об Австро-Венгрии, в которой политика германизации не проводилась совершенно сознательно.
Арабы - в отличие от американских евреев, многие из которых связаны с неевреями узами брака - не становятся частью американской нации. Удивительно, но Тодт пишет в этой связи: «Верность, которую Америка хранит по отношению к Израилю, для специалистов, занятых стратегическим анализом, представляет собой большую загадку». Тодт удивлен тем, что Бжезинский, рассуждая о геополитике, обходит молчанием Израиль, хотя тесный характер американо-израильских отношений и есть та причина, по которой американцев так не любят в исламских государствах и, более широко, во всем арабском мире. Это удивляет его даже больше, чем та несправедливость, которую «день за днем израильские оккупанты творят в Палестине», или то, как «ежедневно нарушается принцип равноправия, который лежит в основе демократического
