Об изделии номер два, и другие истории.
Байка о первом разе.
Как-то ближе к середине лета незаметно наступило то самое время, когда молодые люди, стремящиеся в будущем заявить о себе на каком либо профессиональном поприще, должны занять себя практическими занятиями. Это в полной мере касалось и меня.
После ряда неудачных попыток и горьких разочарований я стоял перед «белоснежным судном стремительных очертаний». Короче корыто корытом, зато самое большое. Вот он мой первый, совсем не игрушечный кораблик, на котором совсем скоро я выйду навстречу ветру, волнам, солнцу и романтике.
Опущу первые восторги и удивления, знакомство с экипажем, и рабочим местом, перейду сразу к нюансам. Этот чудный лайнер имел во флотилии репутацию плавучей ссылки, куда для принятия контрастного душа направляли передовиков и отличников производства. Были здесь и непросыхающие скептики и записные дуэлянты (взятые прямо из участков, после очередной дуэли), герои любовники ( застуканные во время вахты в компании девиц, в самый пикантный момент), хронические оптимисты, для которых вакансия открывалась только тут и т.п. Вот такой был собран цветник, куда и попал зеленый необстрелянный курсант.
В одно прекрасное утро я пересек ту невидимую границу, где пение соловья переходит в крики чаек. И ступил на трап. Сегодня выход!
На трапе одиноко стоял капитан, функционируя как полупроводник, то есть пропускная способность его было однонаправленная, согласно схеме включения: только туда! Причина столь нехарактерной (по моим понятиям) для капитана схемы стала проясняться по мере приближения к кают-компании. Через два шага я учуял знакомый запах, через три безошибочно узнал его, еще шаг и я по достоинству оценил его густоту, а войдя я понял, что никуда мы сегодня не выйдем, до обеда это точно! Самая стойкая, закаленная необустроенным бытом часть экипажа играла в тараканьи бега, впрочем, играло только двое, а еще пятеро выполняли роль балласта, в самых живописных позах. Местонахождение остального балласта было крайне неопределенным. Отыскать их по запаху тоже не представлялось возможным, по причине примерно равномерной его плотности по всему судну.
Часам к 12-ти балласт начал шевелится, и доселе его броуновское движение стало приобретать вектор направленности. Направление этого вектора явно указывало на Гастроном. Для пресечения рассасывания оставшихся капитан убрал трап и вызванный им буксир, нежно, но настойчиво вытащил нас за задницу на рейд. Смеркалось, прижимной ветер крепчал. Вырисовывалась перспектива сесть на песчаную банку. Но аллах велик! И видимо он предусмотрел такой вариант событий, поскольку кроме меня на борту оказался еще один трезвенник. Титаническими усилиями из алкогольного плена был на время высвобожден ст. моторист. Опустив, бренное тело в машинное отделение и взбадривая его время от времени из ведра, запустили двигатель и на последних проблесках его сознания легли на курс.
Гирокомпас не был запущен, посему шли мы как в библейские времена, ведомые лишь святым духом. Ну и амбрэ было от этого духа...!
Поначалу ориентировались по береговой полосе, чтобы в берег не въехать, а вот когда стемнело... я очень живо припомнил песенку нам бы, нам бы всем на дно.... Ну, думаю, так вот и погибают корабли!, и очень-очень захотелось до ветру, и как назло сменить некому(!), второй трезвый приводил в чувство штурмана (было очень хорошо слышно как его тело бьется о переборку). На капитана уже тоже можно было не расчитывать, он с Бахусом вел душеспасительные беседы. Когда после последнего маяка прошло 6 часов хода в полной темноте, практически вслепую, мы решили, что еще чуть-чуть и мы приедем к шведам. И вряд ли они нас ждут! Не дай бог, они нас поймают, да в таком виде! Конечно удивить их мы вряд ли сможем, все таки за столетия соседства они поняли с кем имеют дело, но все равно неудобно как-то: в пьяном виде и в гости. Мы себе скомандовали СТОП.
Надо радиосводку давать: ГДЕ, КАКОЙ КУРС, ЧЕМ ЭКИПАЖ ЗАНЯТ. Тщательно обдумав формулировки, дал первую свою радиограмму: 01.30. ГДЕ-ТО В РАЙОНЕ БАЛТИЙСКОГО МОРЯ. НОМЕР РАБОЧЕЙ ОПЕРАЦИИ, ВЫПОЛНЯЕМОЙ ЭКИПАЖЕМ, НАЗВАТЬ ЗАТРУДНЯЮСЬ. СОСТАВ ЭКИПАЖА НЕОПРЕДЕЛЕН.
Когда утром нежные души суровых морских волков воспряли ото сна, выяснилось что мы вышли в рейс лишь с одной четвертью экипажа!
Назад в детство.
На сколь хватает глаз всюду море. Белые гребешки подламывающихся волн убегают вдаль светлыми черточками. Если бы не монотонное бормотание двигателя, то весь аккомпонимент пейзажа состоял бы из шелеста волн и пронзительной переклички чаек, там над головой. Так было вчера, позавчера, так будет и завтра, и еще неделю. Все что можно было прочитать, уже прочитано, от радио уже тошнит, вообще от всего уже тошнит, а более всего от этой монотонности. О боги! Подкинте хоть шторм что-ли!!!
Вот такой он переход, переход к месту промысла. Он может длиться и неделю и две самое тяжелое, это ничегонеделание, от этого с ума сходят. Вот например, ст. моторист : от скуки закормил себя и свою собачку. Шастали на камбуз по 6-7 раз на дню и добились таки своего, теперь у обоих богатырский понос, так и шныряют от кубрика в гальюн, что само по себе, тоже уже развлеченье. Рыб.мастер просадил весь свой кредит, названивая своим многочисленным подругам, разбросанным по всему бывшему Союзу. Я заработал нервный тик, пытаясь научиться штопать носки- сломался на 7-й паре. Больше в жизни не возмусь! Как женщины могут этим заниматься?! Прижизненный памятник им за долготерпение.
Постепенно персональное сумашествие стало все более обретать черты коллективного. Кто первый до этого додумался, история так и не прояснила (наверное кто-то с высшим техническим образованием!), кому первому попалась в руки брызгалка, кто первый плеснул на обеде соседу морс на причинное место уже неважно. А важно то, что мы нашли себя в этом!
Мы вернулись в детство. Седовласые 50-ти летние дедушки и те стали мальчишками, про меня и говорить нечего. Кто-то вооружился самодельными брызгалками из пластиковых бутылок, кто-то просто плескал из кружки, кому-то и этого было мало, и он бегал с ведром.
Поначалу все были против всех, но вскоре мы разделились на два лагеря - носовые и кормовые.
Все судно стало ареной боевых действий. Нейтральными Швейцариями, где бои не велись оставались лишь камбуз, ходовая рубка, каюта капитана. Сражения начинались. От подъема и до вечерней большой уборки мы были заморским филиалом то ли детсада, то ли дурдома. Беготня, вопли, потоки воды, летающие предметы обихода и первой необходимости. Веселуха!!!!
Вечером вспоминали о том, что мы все-таки на судне и наводили порядок до следующего утра. С жуткими воплями носились мальчишки- переростки поливая друг друга, пытаясь прорваться во вражеский лагерь и порой это почти удавалось но струя из пожарного брансбойта валила наступающих с ног и атака натурально захлёбывалась. Было забыто всё, что могло разрушить эту эйфорию: дом, жёны, дети, внуки, зарплата, подруги, у 10-12летних всего этого не должно быть. Были только мы и игра. Мы с честью продержались до конца перехода и с такой горечью прощались потом с нахлынувшими чувствами.
На приёмном судне не могли понять, почему это у нас все палубы, как двор после большой постирушки, завешаны сохнущим бельм.
Когда женщины говорят что мужики это большие дети, они приуменьшают. Мы маленькие мальчики, просто многие из нас не могут это почувствовать, короста серьезности мешает. А нам повезло - потеряв равновесие во взрослой жизни мы упали в детство.
