предложить другую. Как насчет работы на нас? Не на государственную тайную полицию — на нас?
— А кто это — вы? — спросил Штрих — неужели…
Он вспомнил вдруг — о деньгах, якобы полученных Организацией от соседней державы накануне той войны. Без сомнения, большая часть слухов о вражеском шпионаже была вымыслом дешевых газет и базарными сплетнями — но хоть малая доля должна быть истиной; все знали, что их разведка в ту войну была весьма опасна и эффективна. Имел ли право революционер, то есть враг существующего государства, принимать помощь от внешних его врагов?
— Мы, это подлинные патриоты — сказал Директор — те, кто просто делает свое дело, занимая пусть не высшие, но ключевые посты в правительстве, власти на местах, армии и полиции, а также среди промышленников, купцов и интеллигентов. Мы — третья сила, одинаково далекая как от краснознаменных призывов разрушить мир до основания, и построить заново во благо проклятьем заклейменных рабов так и от белизны монархической идеи половину перевешать, остальных перепороть. Потому что результатом и того, и другого будет бунт бессмысленный и беспощадный, и гражданская война — после которой победителю, кем бы он ни был, достанется не процветающая и богатая страна, а пожарище, залитое кровью. Мы не хотим великих потрясений, но также и не хотим застоя, накапливающего недовольство, как пар в готовом взорваться котле; мы не строим планов идеального общества, как и максимальных или минимальных программ перехода к нему. Нас нельзя даже назвать заговорщиками, потому что мы не посягаем на законную власть — мы просто замыкаем на себя все рычаги, чтобы при смуте, если верхушка опять покажет свое ничтожество и бездарность, быстро взять управление в надежные руки. Наш девиз — каждому по способностям, чтобы любой человек имел место по своему таланту, а не происхождению, связям и деньгам; бездарности наверху есть большее зло, чем все шпионы и революционеры.
— А государь император, правительство? — недоуменно спросил Штрих — если они не захотят уйти, что бы ни случилось?
— Государь — всего лишь человек. Следует быть верным ему, пока он справляется со своей работой, но если он ведет страну в пропасть, будет глупо погибать вместе с ним — спокойно заявил Директор — тем более что мы останемся чисты. Просто беда, сколько сейчас развелось террористов, бомбистов, анархистов, а попросту фанатичных глупцов, которых можно, как псов, науськать на какого-нибудь неудобного губернатора, министра или иное лицо… повыше. Даже с петлей на шее они поют революционные гимны, так и не поняв, чей в действительности заказ они выполняли. Только дурак идет на казнь за убийство. Умный сегодня пустит слух, что его враг — кровавый сатрап. И очень скоро — найдется кто-то прогрессивно мыслящий, кто поспешит избавить мир от тирана; а умный останется в стороне, считать свою выгоду.
— Трудно поверить таким словам, сказанным вами передо мной и в этом месте — заявил Штрих — это больше похоже на провокацию.
— Заметьте, что перевороты и путчи во всяких там карманных республиках чаще всего возглавляют не старые опытные генералы, а молодые, энергичные и честолюбивые капитаны и майоры — ответил Директор — как и у нас, войну начали, едва не проиграв, тупоумные старцы в золотых эполетах, закончили же победой молодые генералы, вышедшие по таланту из тех же капитанов. Реальное дело и настоящий противник отметают сословную и прочую мишуру, выдвигая людей исключительно по способностям. В отличие от иных департаментов и канцелярий, тайная полиция занята реальной работой, и должна знать и оценивать истинное положение дел, располагая исчерпывающими сведениями. К тому же открою вам маленький секрет нашей иерархии: если столичное Управление всегда возглавляло лицо, связанное с императорской фамилией, то в Зурбаган обычно ссылались люди умные, знающие дело, но доставляющие столичным чиновникам ненужное беспокойство. Вот почему это говорю вам именно я. Согласитесь также, что нет места, более укрытого от нежелательных ушей, чем этот кабинет; опасаться же, что вы можете разоблачить меня, просто смешно. Кому из нас поверят — тем более, что у вас нет никаких доказательств нашей беседы, и вы абсолютно ничего не выиграете от нашего разоблачения, зато рискуете навлечь очень крупные неприятности и на себя, и на свою семью.
— Вы не оставляете мне выбора — сказал Штрих — только чем я могу быть вам полезен?
— У вас есть выбор — жестко заявил Директор — поймите, что никто вас не принуждает. Люди, принужденные к сотрудничеству, или соблазненные деньгами, ненадежны: их можно использовать, но на них никогда нельзя положиться. По моему разумению, слабость нашего государства в том, что оно знает для управления народом лишь кнут или пряник. Можно и нужно повесить одного террориста — но как быть, если бунтует большинство? И кнута, и пряника — одинаково, не хватит на всех. Однако есть третий путь контроля над ситуацией, гораздо более эффективный. Как сказал Вольтер, 'убедите меня разумно и логически — и я первым с вами соглашусь'. Но для этого нужна информация — а вот ее-то и можно ненавязчиво повернуть так или иначе. Причем выслушав, все верят, что решение приняли сами. Общественное мнение — великая сила, если уметь им незаметно управлять. Будь я государем, первым делом учредил бы особое министерство пропаганды — но пока одно лишь ваше перо может быть очень полезным.
— Мне трудно решить сразу — сказал Штрих — можно мне подумать?
— Хорошо — ответил Директор — возвращайтесь пока к вашей семье. И возьмите — это.
Он протянул визитную карточку, с именем и адресом. Штрих посмотрел недоуменно — этот человек был ему совершенно незнаком.
— Это не наш агент — сказал Директор — а тоже, в некотором роде, писатель. У него есть и другое занятие — о, нет, никоим образом не связанное с нами; еще у него замечательная жена, во многом похожая на вашу прелестную супругу. Уверен, вы быстро найдете общий язык. История, случившаяся с вами, может стать темой для весьма поучительного романа — например о том, как всякие убеждения безжалостно разрушают судьбы. Правду, и только правду — разумеется, лишь ту, которую вы сочтете нужным открыть. Сделайте, в соавторстве, художественное произведение, сильное и правдивое — по мотивам предварительного наброска, что вы мне сейчас принесли. Думаю, легко найдется издатель — это даст вам и вашей семье средства у существованию, на какое-то время. Если же вас заинтересует и дальнейшее сотрудничество — у этого человека есть друг, профессор истории из Университета. Социалисты считают единственной движущей силой классовую борьбу, неотвратимо ведущую к смене существующего строя — однако же, существуют и факторы социологические, психологические, и прочие, которые обычно не учитывают твердолобые фанатики. Есть интересная гипотеза, о некоей 'пассионарности', которая также может быть причиной общественных изменений. Я не знаю, насколько она верна — но пусть решают читатели: надеюсь, вы не считаете общество стадом, должным лишь следовать единственно верной идее? Сам профессор считает это не более чем гипотезой, которую ученому никак нельзя высказывать без ясных доказательств — и потому готов уступить право публикации. Я склонен видеть в этом гораздо большую истину — но не имею ни писательского имени, ни времени, ни литературного таланта. Вы же не ученый, господин Штрих, и потому вам вполне подобает высказывать свое мнение. Сошлитесь на меня — и думаю, профессор не будет возражать. О деталях договоритесь между собой сами — мне же интересно будет увидеть результат.
Штрих пожал плечами. И взял визитку.
Директор нажал кнопку. Вошел бывший попутчик по поезду.
— Проводите! — распорядился Директор — через тот выход. Вам же не нужно, чтобы вас здесь увидели, господин Штрих?
Попутчик вернулся, через пять минут. Директор удовлетворенно убрал бумаги со стола и взглянул на подчиненного.
— Однако, вернемся к нашим делам — сказал он — ревизор прибывает через три дня. Вы сделали то, что должны были? Напоминаю еще раз — не в Зурбагане! Пусть соседнее Управление после ответит перед столицей!
— Кому надо, информация передана — кивнул тот — скажите, шеф, вы бы и в самом деле приказали убить его семью?
Директор не ответил.
— Кто есть революционер?
— Верный, не знающий сомнений, борец за светлое будущее человечества, если прикажет партия, не жалеющий собственной жизни и жизни своих родных и друзей ради достижения великой цели.
— Что есть счастье революционера?
