«Ауди-100» и экскурсионный автобус, которые составляли их транспортное обеспечение… Чьи они?»
На стоянке у дома Шабтая Коэна я этих машин не видел…
Я формулировал вопросы и тут же пытался найти ответы.
Шабтай Коэн мог припарковать обе машины где угодно. На другой стоянке. На Яффо или Агриппас. Коэн мог одолжить «ауди» у друзей. Экскурсионный автобус Шабтая Коэна мог стоять в гараже какого-нибудь туристического агентства…
Убийцы Арлекино могли легко установить человека, из квартиры которого они унесли труп. Особых трудностей это не составляло.
На моей двери и на почтовом ящике стояло «Ицхак Ицхаки» — имя хозяина. Может, ему уже позвонили?!
Главным было не это.
Моему ожиданию пришел конец. Убийство Арлекино означало, что люди О'Брайена уже в Израиле.
— Йоред! Йоред! — кричали рыночные торговцы на «Махане ихуда», евреи и арабы. — Снижаем! Снижаем!
Цены опускались почти каждые четверть часа.
Дело шло к закрытию.
Декабрь был месяцем фруктов — быстропортящихся бананов, авокадо, хурмы. Сходил инжир и гранат, киви и манго. Появилась клубника.
Результаты взаимодействия природы и рук человеческих…
Запах незнакомых пряностей будоражил ноздри еще у входа. Над грудами капусты — цветной, кочанной, брюссельской, кольраби — возвышались пучки сельдерея, петрушки, мяты…
— Йоред! Йоред!
Дом, возвышавшийся над рынком «Махане ихуда» как пирс, вдавался далеко в море плодов. Я обошел уже знакомый прилавок с кондитерскими товарами. Тут начинался просторный, неосвещенный холл. Теперь я уже легко ориентировался. Нащупывая неровности каменного пола, подошел к почтовым ящикам. Включил свет. Ячейка Шабтая Коэна была пуста. На полу на этот раз конвертов тоже не было.
«Арлекино мог свести с Шабтаем Коэном кто-то из соотечественников. Может, соседей…»
Я поискал длинные ашкеназийские фамилии на почтовых ящиках, их было меньше, чем коротких ивритскйх. Но знакомых имен не встретил. Как и накануне, по неожиданно чистой широкой лестнице из белого камня я поднялся на пятый этаж, к двери с пластинкой «Шабтай Коэн» и детскими рисунками на стене сбоку. На тетрадных листках цветными фломастерами с помощью палочек и кружков были изображены фантастические существа. Дверь оказалась закрытой. Я позвонил, твердо зная, что ничем не рискую. Будь Шабтай Коэн связан с убийцами Арлекино или теми, кто мне звонил и прислал послание с угрозой, они первым делом потребовали бы вернуть его удостоверение личности. Шабтай Коэн был напрямую связан с Арлекино, и его судьба никого не интересовала.
—Ми? — спросили меня по ту сторону двери на иврите.
«Кто?»
—Шабтай Коэн.
Дверь открыл сам Коэн.
Сабра был в выпущенной поверх джинсов ковбойке в широкую клетку, домашних тапочках. Кипа у него на этот раз была тоже вязаная, только не серая, а вишневого цвета. Я не видел разницы. Он смотрел на меня с вежливым любопытством.
—Шолом…
Мы поздоровались. Мой приход не вызвал у него интереса.
—Бецалел и Хана Коэн… — Я назвал имена его родителей.
Он взглянул внимательнее.
—Кен. — Он кивнул.
«Да».
—Автобус Цомет Пат… — Я показал жестом, будто держу руль.
Он быстро оглянулся. В прихожей, позади, никого не было. Он махнул мне рукой, приглашая, войти. Мы прошли через холл. За дверью я увидел с дюжину крохотных туфелек и башмачков разных размеров. Вошли в угловую комнату. Кроме софы, здесь стояли и стол, и тумбочка с телевизором. На полочке рядом с тяжелой хрустальной вазой лежал молитвенник. Он показал на стул. Мы сели друг против друга.
—Теудат зеут? — Он вопросительно взглянул на меня.
Ему нужно было его удостоверение личности.
—Паспорт!
Он не понял.
—Пассэ русси! — Я показал головой неопределенно, как бы в сторону, где мог находиться сейчас Арлекино.
На этот раз он понял.
Показал сложенные щепотью пальцы. Это означало наше «Одну секунду!», «Сейчас!», «Минутку!».
Он вышел. Я огляделся.
Если бы в комнату вместе с Шабтаем Коэном вошел крутой израильский амбал, первым делом следовало швырнуть в окно хрустальную вазу.
«Лучше вместе с тумбочкой…»
Разбившись на проезжей части Яффо, они привлекли бы внимание к происходящему в доме. Мои противники пытались бы бежать. Полиция бросилась бы в квартиру и всех повязала.
Лучше было не думать об этом.
Опасность мог представлять и Шабтай Коэн. Многие здесь были вооружены.
«Тем более шоферы экскурсионных автобусов!»
Я решил, что буду ждать не более трех минут… Прошло не менее четырех. Я поднялся, вышел в прихожую. Коэн уже шел мне навстречу откуда-то из глубины квартиры. Я показал ему, чтоб шел за мной. Он промолчал. Не разговаривая, не останавливаясь, мы поднялись на плоскую крышу. Белье, которое я видел накануне, уже сняли. На каменной балюстраде-ограждении сидела жирная серая крыса, смотрела в нашу сторону. Она не думала уходить.
—Инэ! — Коэн протянул наш обтянутый целлофаном молоткастый, серпастый российский заграничный паспорт.
Мы отошли, чтобы каждый раз не встречаться глазами с крысой. Не упуская из виду вход на чердак, я раскрыл корочки. Взглянул на фото.
Это был он. Арлекино. Тут же были указаны данные владельца.
«Мацнев Станислав…»
Арлекино не был ни Мацневым, ни Станиславом.
«Одна фикция…»
Для своих дел в Израиле он подрядил Шабтая Коэна. Они дали друг другу в залог свои паспорта. Я понял, что после неудачи на перекрестке Цомет Пат партнеры больше не виделись. Предполагали продолжить работу. Документы так и не вернулись к их владельцам.
—Ну? — Коэн не сводил с меня черных, как маслины, выпуклых глаз.
Он не знал, где Арлекино, не появлявшийся третий день. Я потрепал водителя автобуса по плечу:
—Бэ сэдер… В порядке.
Мы оба расслабились. Тесные улочки религиозного квартала по другую сторону Яффо были полны прохожих. Молодая пара — бородатый поселенец, с автоматом через плечо, с ребенком, с рюкзаком на изгибе локтя, и его жена с коляской позади — пересекали улицу. Детки по ранжиру — все как один с седлами-рюкзаками на спинах и сбруей впереди тянулись следом.
Крыса ушла по балюстраде. Солнечный бойлер скрыл ее из виду.
Я перешел на английский:
— Кто была та женщина?
— На Цомет Пат?
— Да. Ты знаешь?
