воем исчезло в кустах.
Воздух в прихожей был затхлый, но, кроме запаха непроветренного жилья, в ноздри сразу бросился другой, происхождение которого не вызывало сомнений. Жаров прошел в гостиную. В комнате стоял шум, мягкий и ровный, исходивший от компьютера в дальнем углу. Того, что Жаров рассчитывал увидеть, здесь не было. Через коридор располагалась спальня, Жаров открыл дверь, зажимая нос. Это было здесь. На кровати, выпучив глаза, полусидела Анна. Правая рука сжимала рукоятку ножа. В левой торчала знакомая книжица – «Сердце грешницы».
Следственная бригада приехала быстро. Убийство произошло порядка тридцати пяти часов назад. Более точное заключение можно было сделать только после лабораторного исследования тела. Косвенным свидетелем времени убийства был компьютер, который исправно работал в экономном режиме, с погашенным монитором.
Его доверили Жарову для предварительного изучения – как самому продвинутому специалисту в этой области. Конечно, аппарат, как и многие другие улики, увезут в лабораторию, но для этого его придется отключить, что приведет к необратимой потере данных.
– Повезло еще, что за все это время ни разу не вырубили свет, – пробурчал Жаров.
– Действуй, пока его и вправду не вырубили, – сказал Пилипенко. – Я вызвал специалиста, но, пока он едет, по закону сволочизма как раз и нагадят электрики.
Жаров дернул мышью, экран медленно налился голубым.
Что может сказать компьютер? Журналист никогда не сталкивался с подобной проблемой, и сейчас стал лихорадочно соображать…
По крайней мере, время последнего сохранения открытого файла он отметил: действительно – тридцать пять часов назад.
Это был страстный, пронзительный и безграмотный текст, озаглавленный «Дневник грешницы». Было странным читать личные записи девушки, чей труп только что увезли. И, хотя квартиру проветрили, из каких-то ее дальних пустот все еще доносился сладковатый запах гниения, что придавало неряшливым словам дневника какой-то сюрреалистический смысл…
Жаров прокручивал дневник, ощущая себя подлецом. Однако вскоре это благородное чувство сменилось гораздо более сильным – он испытал ужас, от которого к горлу подступила тошнота.
«Сегодня как и вчера мне опять приснился то же самый сон…» – прочитал Жаров последнюю запись.
Это невыносимо! Маньяк, которого убили, маньяк-мертвец…
«Он в костюме клоуна, как все наши, – читал Жаров дальше. – Приближается. Подходит. Дает мне книгу и нож. Говорит: сделай это сама…»
Пилипенко, нагнувшись над столом, покрутил ролик компьютерной мыши.
– Глупости, – сказал он. – Никаких маньяков-мертвецов не бывает.
В этот момент в его кармане зазвонил телефон. Пилипенко прошелся по комнате, бросая подтверждающие реплики. На том конце связи клокотал взволнованный голос эксперта Минина.
Спрятав мобильник в карман, Пилипенко обернулся к Жарову:
– Ты был прав с самого начала. В этом деле замешен Куравлев. На сей раз он, похоже, сыграл главную роль – роль убийцы.
– Значит, Минин нашел его отпечатки… – сказал Жаров.
– Да. На последней брошюре пальцы Куравлева. Что ж, едем его брать, прямо сейчас. Ребята заняты, думаю, мы с ним и вдвоем справимся.
Пешком до куравлевского дома минут пять ходьбы, но это по лестницам сократов, а на милицейском Жигуленке пришлось покрутиться по серпантину улицы, что заняло чуть ли не больше времени.
– Вот почему я ненавижу автомобили, – пробурчал Жаров.
– Как ты сам видел, Куравлев ходил здесь пешком в тот вечер, бросив свою машину у дома, – медленно проговорил Пилипенко. – И он действительно промерял время, сколько его нужно пешему человеку. Только объектом, оказывается, был не дом Быкова, а дом Анны.
– Ерунда какая-то, – проговорил Жаров. – Рачко убил жену Куравлева и жену Быкова. Теперь Куравлев убил Анну. Какая может быть связь между всеми этими преступлениями?
– Думаю, мы это выясним, и очень скоро, – сказал Пилипенко, выруливая к подъезду пятиэтажки.
– Окна у него темные, – заметил Жаров.
– Может быть, уже спит, пьяный.
Но за дверью Куравлева их ожидало полное молчание. Пилипенко выглянул на улицу через окно подъезда.
– Нет, не спит, – сказал он. – Нет во дворе его драндулета. Слушай, ты ж как-никак собутыльник этого парня. Позвони-ка ему.
– Но он не давал мне своего телефона!
– Зато я его тебе дам.
Пилипенко достал из кармана и подбросил на руке черный аппарат. Жаров было потянулся за ним. Пилипенко отдернул руку, подняв аппарат над головой – так дети дразнят друг друга конфетой.
– Звони со своего, – сказал он. – Мой у него отпечатан, может и не ответить следователю.
Они встали, голова к голове, держа рядом свои мобильники. Жаров нащелкал цифры с дисплея Пилипенки. Какое-то время в трубке стояло молчание, полное дальнего сетевого эха, затем приятный женский голос произнес: «Абонент не отвечает или временно недоступен».
– И мне не хочет отвечать, – сказал Жаров.
– Или не может, – добавил Пилипенко.
– Такое бывает, если вытащить сим-карту из аппарата, – сказал Жаров.
– Не только, – задумчиво проговорил Пилипенко. – Такое может быть, если аппарат уничтожен.
Жаров достал пачку сигарет, щелчком выстрелил две и протянул следователю. Несколько затяжек они сделали молча.
– Вот что странно, – сказал Пилипенко. – Как сказал Минин, на последней брошюре, кроме пальцев самой Анны, Куравлева и работников типографии есть еще чьи-то неизвестные. Причем, они не только на обложке, но и внутри, на глянцевых картинках.
– Человека, который читал книжицу…
Они докурили свои сигареты и одновременно ткнули окурки в консервную банку, стоящую на подоконнике.
– А ведь Квятковская Анна не вписывается в систему маньяка, – сказал Пилипенко.
– Вряд ли ей от этого легче… А что ты имеешь в виду?
– До сих пор маньяк убивал замужних женщин, которые изменяли своим мужьям. А Квятковская не была замужем.
– У нее имелся какой-то парень, все равно, что муж. Она обманывала его, я прочитал об этом в ее дневнике. Вот Каратель с ней и разобрался… Между прочим, она была лгуньей, – добавил Жаров.
– С чего ты взял?
– Она где-то задержалась в тот вечер, когда мы встретили клоунов. Может быть, как раз у этого парня…
– Ну-ка, проясни!
Жаров рассказал о записи в журнале.
– Что ж ты мне раньше не сказал?
– Да как-то было не до того, с этим убийством… А что – это сильно меняет дело?
Пилипенко щелкнул пальцами.
– Значит так. В квартиру ты не входишь, ясно?
– А кто входит и как… – начал было Жаров, но следователь вдруг сильным ударом ноги распахнул дверь Куравлева и скрылся за ней.
Отворилась дверь напротив, выглянула взлохмаченная голова какого-то нетрезвого жителя
