— Этот был ничего?
— Пока никто не отличился, — Кучинская замедлила шаг. — Никого не отослали за нарушение режима и писем на предприятие никому не писали.
— Так тоже бывает?
— А как же! Иван Ефимович в эхом отношении крут.
Хочешь культурно отдыхать — отдыхай!
Кучинская открыла дверь, пропустила Денисова вперед.
На пороге он остановился. За время отсутствия Белогорловой помещение в чем-то неуловимо изменилось, стало словно светлее, шире.
Поняв его удивление, Кучинская улыбнулась:
— Новые шторы. А стол я переставила ближе к окну.
И убрала стеллаж. Все обращают внимание, как и вы, и не могут понять, в чем дело.
— Удачно.
Денисову стало жаль незадачливую библиотекаршу, лишенную чувства уюта.
«О ней будут вспоминать как о человеке, который чего-то не сумел, подумал он. — Не выпросил у завхоза новую штору, не сломал старый стеллаж».
— Сейчас мы с вами выпьем кофе, — сказала Кучинская, — заодно поговорим.
Позади книжных полок оказалась розетка, Кучинская налила в турку воды из чайника, включила кипятильник.
— О чем вы хотели спросить? Садитесь, пожалуйста.
Денисов сел за журнальный столик, поправил разбросанные по столешнице тростниковые салфетки. «В прошлый раз их не было. Должно быть, Кучинская принесла из дому…»
— В этом году вы встретили Леониду Сергеевну в Калининграде, — начал он.
— В феврале.
— Точно не помните?
— Шестого или седьмого. Мы с мамой возвращались к ее брату в Междуречье.
— В Калининградскую область?
— Да. Там, знаете, много маленьких приятных поселков с поэтичными названиями. Подгорное, Заовражное…
Междуречье один из них. В нем, между прочим, установлен памятник в честь двухсотлетия битвы при Гросс-Егерсдорфе, где отличились русские войска.
Денисов тактично ни разу не прервал. Словно догадавшись, что у него мало времени, Кучинская перешла непосредственно к встрече с библиотекаршей:
— У дяди своя машина. Из Междуречья он отвез нас в Калининград… — Кучинская достала из стола чашки, сахарницу, банку кофе «Максвелл». — Мы приехали днем, часов примерно в одиннадцать. Подъехали к гостинице, вижу знакомый «Запорожец»!
— Рядом с гостиницей…
— «Калининград». Бывали в тех краях?
— Недолго. Когда служил, — Денисов не стал уточнять.
— Сейчас вы бы города не узнали! — Она заварила кофе в чашечках. — Вы любите покрепче?
— Средний.
— А насчет сахара?
— Немного.
Она помешала ложечкой:
— Удивительный город. Огромный ботанический сад.
Двадцать видов, которые вообще не встретишь в стране…
— Белогорловой не было в машине, когда вы подошли?
— Она была в гостинице, но как-то сразу вдруг появилась. Возможно, она увидела меня из вестибюля.
— Как Леонида Сергеевна объяснила свой приезд?
— В двух словах. Она ведь всегда не очень объяснялась. Туризм или экскурсия… Не помню. Мне показалось, что в тот раз она была скорее растеряна, чем обрадована.
— Почему?
— Не знаю, такое ощущение.
— Вы говорили с ней?
— Недолго. Я спросила: «Вы остановились в этой гостинице?» — «Нет, сказала она, — у знакомых». — «Хотите перейти в гостиницу?» — «Да нет. Сегодня я уезжаю».
— Вы не договорились о встрече?
— Нет.
— По-вашему, она была одна?
— Я видела ее одну.
— В машине было что-нибудь? Не помните? Может, покупки и прочее?
— Несколько коробок, сумка. Сзади, у стекла, помню, лежала кукла.
Раньше я ее в машине не видела.
— Кукла?
— Довольно оригинальная. Раскрашена в два цвета — синий и красный.
— Скоморох! — догадался Денисов.
Несколько дней кукла лежала в его кабинете в ожидании решения своей судьбы: быть приобщенной к делу в качестве вещественного доказательства или быть отринутой. Теперь участь ее была решена.
— В шутовском колпаке, — припомнила Кучинская. — Еще кофе?
— Благодарю, — с протоколом было покончено. Он показал на стол: — Бумаги Белогорловой все пересмотрели?
— Как же! Когда принимала, в присутствии комиссии… Внесли в опись каждый отчет, каждую ведомость.
— Личных вещей Белогорловой было много?
— Очень мало, — Кучинская открыла стол, из-под газеты достала конверт.
— Две фотографии дочери, страховая квитанция, записка.
— Покажите, пожалуйста.
Фотографии девочки были любительские, серые, с крупно выпавшим зерном, из тех неудачных, что особо дороги родителям.
— А это страховка, — сказала Кучинская.
Денисов ее тоже внимательно рассмотрел.
— Сейчас мы составим небольшой протокол, все это я возьму с собой, сказал он. Инспектор узнал все тот же уже знакомый размашистый почерк на записке. — А что с похищенными книгами?
— Всех горничных предупредили. Пока ничего не слышно…
Кучинская проводила его до дверей.
Денисов пошел к выходу. Записка жгла ему карман — он не стал читать ее до конца ни при Кучинской, ни в коридоре.
«Что там еще может быть?»
Внезапно, уже пройдя регистратуру, Денисов остановился. Точнее, что-то остановило его. Спеша к выходу и думая о записке, он словно мимо чего-то прошел.
Существовал лишь один известный способ воспроизведения обстоятельств происшедшего. Денисов вернулся в коридор, снова направился к регистратуре.
Благо, рядом никого не было. Все было тщетно. Осталось только ощущение чего-то верного, что пришло к нему и чем он не сумел воспользоваться.
Денисов мог лишь указать место, где это случилось.
«При выходе из коридора в вестибюль. У киоска толпились отдыхающие.
Справа было круглое окно на площадку перед входом в здание, в раскрытую дверь регистратуры был виден телефонный аппарат. Регистратура была пуста.
