Аппарат такой — сразу карточку… Занесла потом, положила на тумбочку. И вот снимка этого нет.
— Порвал, наверное, — сказал Сапронов. — Или увез.
Не любит он карточки дарить… Кто там?
Дверь открылась. Это был Антон с одним из инспекторов,
— Звонил Бахметьев, — Сабодаш обращался к Сапронову. — Если мы здесь больше не нужны… — начал он.
— Справимся, — сказал Сапронов. — Окна осмотрели?
— Одно было открыто…
На прощание Сапронов сказал так же, как Денисов несколько дней назад:
— Вечер, по-моему, обещает быть жарким…
«Сейчас кажется, что после того уже год прошел…» — подумал Денисов.
— Вас ждать? — спросил шофер «газика». Это был не тот — знаток старой Москвы, возивший Денисова к Гладилиной. В отличие от других водителей этот больше любил находиться, на стоянке.
— Не надо, — Денисов хлопнул дверцей.
Под фонарями косо валил мокрый снег, в темноте его можно было легко принять за дождь.
«Три ключа… — подумал Денисов. — Три ключа у Леута-Кропотова. Два могут быть от наружной двери и один от комнаты. Недавно я был в одной такой квартире… — Это могло оказаться и случайным совпадением — у „Луча“».
Варшавское шоссе казалось темным, кое-где размытым огнями, примыкавший к нему под прямым углом Чонгарский бульвар, напротив, выглядел чистым, даже праздничным.
Денисов перебежал перекресток, который регулировало не менее десятка светофоров. Было еще поздно, но из-за погоды, ненастья, движение почти прекратилось.
Пешеходов вообще не было видно.
«Может, к тому же хороший фильм по телевидению…» — подумал Денисов.
В темноте огромные, довоенной застройки дома, тянувшиеся вдоль шоссе, казались еще мощнее, основательнее. Денисов потерял представление об их высоте — из-за дождя со снегом ни разу не поднял головы.
«Мы остановились у луча, — записал Шерп. — Я был свидетелем поразительного светового эффекта… Я смотрел как на знамение… Чем грозило нам темное окно…»
В вестибюле концертного зала, по другую сторону шоссе, было темно, только слово «Луч» выделялось неярко над входом в кассы.
Рядом, у тротуара, осветилась изнутри патрульная милицейская машина.
Навстречу Денисову послышались голоса.
Из феерии дождя возникла нелепая троица: старуха в мужском пальто, с палкой, дальше краснорожая молодая деваха в шубе, в валенках с галошами; последним показался их приятель — в плаще, в берете — с рыбьими глазами.
Денисов знал всех троих — их несколько раз доставляли в отдел за продажу самодельных — из сахара и патоки — леденцов. Вся троица и тогда была изрядно навеселе, щеголяла в мятых, сто лет не стиранных, белых когда-то халатах.
Компания прошла под арку в дом, которым интересовался Денисов. Было слышно, как ухнула за ними тяжелая, на пружине, дверь.
«Тот же подъезд…» — подумал он.
Неожиданная мысль пришла ему в голову: — «А что, если эта девица в шубе!.. Если она как раз и живет в комнате с окном-полукругом? Соседка сказала: „Девица эта ужасная, никто не хочет с ней связываться!“ Если они идут в ту самую комнату?»
Он вошел под арку, полуосвещенный проем почти наполовину был заставлен ящиками. Сбоку стояла телефонная кабина, в ней темнел силуэт. Какой-то человек звонил по телефону.
Здесь, у дома, звук дождя сразу резко усилился. Тяжелые капли барабанили по крыше, по водосточным трубам.
«Вот и конец зиме, — подумал Денисов. — Завтра не останется ни горстки снега».
Человек вышел из телефонной будки, подошел к Денисову:
— Сигареты не найдется?
— Не курю.
«Не подходит: молод…» — подумал Денисов, пристально его разглядев.
Парень убежал в дождь. Денисов вошел в освободившуюся телефонную кабину, набрал номер. Трубку поднял Антон.
— Из пансионата не звонили? — спросил Денисов.
— Нет. Все тихо.
— Что у нас?
— Скоро должны подвезти репродукции… Двести штук. Весь народ задействован. — Чувствовалось, Антон повторяет это не ему первому. — На других вокзалах тоже. Думаю, из города ему не уехать.
— Мне кажется, что в пансионат он уже не вернется, — сказал Денисов.
— Мне тоже. Ты на Варшавке? Как там?
— Мерзкий дождь, в чужом дворе… Ну, давай.
Денисов повесил трубку, вернулся на тротуар, взглянул на окна. Несмотря на то что прошло достаточно времени, света в полукруге над аркой по-прежнему не было.
«Ошибся?» — подумал он.
Денисов вернулся во двор. Огромный днем, он теперь выглядел куцым, обрезанным дождем. Детсад и котельную совсем не было видно.
Денисов вошел в подъезд, тихо поднялся по лестнице.
Еще внизу слышались доносившиеся сверху голоса, ругань. Денисов осторожно поднялся до середины лестничного марша. Шум доносился из-за знакомой уже двери с двумя поставленными один над другим замками, которая была полуоткрыта.
— Пи-ила и буду пи-ить! — кричал надрывный женский голос. — Кому не нрави-ится, могут… — она завернула крепкое словечко. — К себе в комнату войти не дают!
Послышались удары в дверь.
— Открывай! — снова закричала женщина. — Дверь сорву!
Денисов понял, в чем дело, быстро спустился вниз.
«Патрульная машина! Она, наверное, еще у „Луча“…
Вернуться с милиционерами, чтобы унять хулиганку.
И задержать преступника!» — Лучший повод для вмешательства было трудно придумать.
Он уже вступил под арку, но в последнюю секунду остановился.
Дверь подъезда снова бесшумно открылась. Денисов прижался к ящикам.
Кто-то вступил во двор и сразу исчез. Денисов не успел рассмотреть ни лица, ни одежды. Осталось только впечатление неясной тени, чего-то ирреального, щучьей неуловимой гибкости.
Потом вдали что-то чуть слышно хрумкнуло под ногой.
Денисов подскочил к крыльцу.
«Резиновые сапоги!» — он узнал знакомую рифленую подошву, которую теперь уже никогда не смог бы спутать с другой.
Следы шедшего впереди человека выглядели четко: снег не успевал впитать только что выжатую из него влагу. Потом вмятины заполнялись водой, но Денисова следы больше не заботили. Стараясь двигаться бесшумно, он поспешил в глубь проходного двора.
Дождь шумел деревьями. Звук показался Денисову знакомым: словно тысячи гусениц шелкопряда, невидимые в темноте, жадно расправлялись с листвой тута.
Впереди обозначились освещенные окна котельной, какие-то сетки, натянутые между столбами. Денисов догадался, что идет мимо ограды спортивной площадки.
За окнами котельной было сухо и жарко, виднелись десятки труб, кранов, Денисов словно заглянул в уголок машинного отделения лодки, на которой служил.
У домов снова мелькнула тень. Дома были старые, двухэтажные, из тех, что должны вот-вот
