— Нет нужды. Я уже все объяснила.
Ошеломленная Кэндис пискнула:
— Вы?
— Да, я. Просто изложила им все как было.
— Вы? — Кэндис моргнула, понимая, что повторяет, как попугай, одно и то же слово, но ничего не могла с собой поделать.
Она не обмолвилась ни словечком о том, что тогда произошло в бассейне, а деликатная экономка ни о чем ее не спрашивала, но каким же образом…
— Я им сказала, что у вас случился очередной приступ головокружения и вы упали в бассейн, а наш бравый мистер Хайд услышал плеск падения из своих комнат над гаражом. Он только что вышел из душа и сразу кинулся спасать вас.
Кэндис слушала эту чушь и чувствовала, что может и впрямь упасть в обморок.
— Вы… сказали им все это?
Экономка кивнула без малейшего намека на смущение по поводу того, что излагает откровенную выдумку.
— Мистер Хайд думал лишь о том, чтобы успеть вам на помощь, пока вы не утонули. Если бы он принялся натягивать брюки, могло быть слишком поздно, как вы понимаете.
— Да… — прошептала Кэндис. Пораженная силой воображения миссис Мерриуэзер, она импульсивно потянулась к ней, чтобы обнять в знак благодарности.
Забытые конфеты соскользнули с ее коленей и раскатились по ковру во все стороны.
Широко раскрыв глаза, миссис Мерриуэзер уставилась на разноцветное шоколадное драже.
— Вы ели «эм-энд-эмс»?!
— Я могу объяснить…
— Стыд вам и позор…
Заикаясь от испуга, Кэндис произнесла:
— Простите… Мне очень жаль…
—…за то, что не поделились со мной, — со смехом закончила фразу миссис Мерриуэзер. — Я помогу вам их собрать, но предупреждаю: все, что я подниму, мое. И прошу вас не делать таких вот секретов от меня. Если бы я знала, что вы соскучились по шоколаду, я включила бы его в список своих покупок.
В изумлении разинув рот, Кэндис наблюдала за тем, как миссис Мерриуэзер подобрала край передника и опустилась на колени. Она принялась подбирать «эм-энд-эмс», время от времени кладя разноцветные горошины себе в рот.
Кэндис наконец опомнилась и присоединилась к ней.
«Видел бы меня сейчас Ховард», — подумала она с усмешкой, спеша перехватить конфетку, прежде чем до нее дотянулась энергичная рука миссис Мерриуэзер.
Ага! Получилось!
— Готово, — объявил Остин экономке, которая стояла рядом с ним.
После этих слов оба они некоторое время созерцали законченную детскую в нерушимом молчании.
Остин нервничал. Что, если Кэндис не понравится? Что, если она с криком убежит из комнаты или, того хуже, расплачется? Что, если ей не понравится, но она побоится задеть его чувства?
Миссис Мерриуэзер, казалось, прочитала его мысли.
— Не думаю, что детская ей понравится.
Остин пал духом, закусил губу. В конце концов миссис Мерриуэзер лучше знала Кэндис.
— Она ее полюбит, — пояснила экономка.
Остин готов был свернуть ей шею. Он все еще привыкал к новой для него миссис Мерриуэзер, обладавшей весьма оригинальным чувством юмора. Большую часть времени он ее просто обожал, но иногда, как вот теперь, охотно поколотил бы.
— Это была сомнительная шуточка! — прорычал он, но не удержался от вопроса: — Почему вы так в этом уверены?
Миссис Мерриуэзер бросила на него быстрый и весьма выразительный взгляд.
— Потому что мистеру Ховарду она бы совершенно не понравилась.
Ответ такой же ясный, как небо в беззвездную ночь. Остин сдался:
— Вы не могли бы объяснить?
— А почему бы вам не спросить миссис Дейл?
Остин подавил вздох разочарования, от души пожалев, что не может довериться экономке. Но ведь они не настолько близки.
— Я не думаю, что миссис Дейл нравится вести разговоры о ее покойном муже.
Он прекрасно знал, что это так и есть.
— Ей стоило бы к этому привыкнуть.
Черт, эта женщина сводит его с ума.
— Привыкнуть к чему? — спросил Остин сквозь стиснутые зубы.
Он работал без передышки над оформлением детской, над бассейном и каждый день выполнял тысячу и одно поручение миссис Мерриуэзер. Постоянное недосыпание — вот самое мягкое определение его нынешнего состояния.
Совершенно невозмутимая, экономка наклонилась, чтобы поднять комочек корпии с нового ковра винного цвета, и сунула его в карман фартука.
— Привыкнуть к разговорам о своем замужестве. Когда она будет давать интервью газетчикам, ей волей-неволей придется их вести.
— Интервью? — Остин вытаращил глаза. — Ведь она не хотела давать никаких интервью…
Миссис Мерриуэзер кивнула:
— Да, но как иначе добиться, чтобы вас не номинировали на разворот года для журнала «Плейгерл»?
«Плейгерл»? Старая воительница знает, что такое «Плейгерл»? И тут до Остина дошел ошеломляющий смысл слов миссис Мерриуэзер. Он нахмурился:
— Вы пытаетесь сказать, что она согласилась дать интервью, лишь бы они не опубликовали мое изображение с голой задницей?
— Я ничего не пытаюсь сказать. Я это говорю. Так что забудьте о телефонных звонках от алчущих особ женского пола, если вы их ожидали.
Остин пытался переварить услышанное. Упер руки в бока, сжал челюсти.
— Я не допущу, чтобы она это сделала. В конце концов это я виноват, что все так случилось.
— Как это?
— Если бы я не отправился поплавать, Люси не побежала бы меня искать, Кэндис не погналась бы за Люси и не… — Он запнулся. — И не упала бы в бассейн.
И они не занялись бы любовью. Остин мысленно погрозил себе кулаком. Не имеет значения, насколько дивно и невероятно было заниматься любовью с Кэндис, он не должен был идти на такой риск. Надо понимать, что репортер может сидеть в засаде. В случае с миссис Вансдейл нельзя исключать подобную возможность.
Он просто не сообразил этого вовремя своими дурацкими мозгами.
— Да, но только это не совсем правда, — проговорила миссис Мерриуэзер, отступая к двери.
Остин, прищурившись, пристально посмотрел на нее. Экономка явно казалась слегка смущенной.
— Что неправда? — спросил он.
— Люси вовсе не искала вас. Видите ли, каждое утро я выпускаю ее поплавать в бассейне.
Экономка скрылась за дверью прежде, чем последнее слово слетело с ее губ, и предоставила Остину возможность разглядывать пустое пространство.
Когда он подумал о том, сколько часов сна потерял, мучаясь и казня себя, то чуть не взорвался. Люси вовсе не искала именно его, она просто отправилась поплавать с утра пораньше. Но выпускать-то хорюшку из клетки должен был он сам, и только он!
И тут юмор, который, к сожалению, отсутствовал в последние две недели, после инцидента с репортером, вернулся к Остину.
