намеревался заплатить тому, кого искал. Рихарда провели в кабинет, видимо, принадлежавший как раз хозяину, которому тут полагалось платить за место под сомнительным солнцем. Весьма приличный кабинет. Хозяин-лаэкно, бесстрастный, как глиняная чушка, предупредительно испарился, усадив почтенного клиента в собственное кресло. Несмотря на заметную разницу в биологическом устройстве, мебель лаэкно удивительно напоминает человеческую.
Ждать пришлось не больше часа. Меньше. Сорок семь минут.
Зачем вообще может быть х’манку нужен ррит? Даже если оговорено, что живой и невредимый?
Нетипичных идей на этот счет ни у кого не возникло.
Его притащили в фиксаторах. На руках и ногах. И швырнули на пол — так, что Люнеманну захотелось подобным же образом пошвырять усердствовавших.
— Ключ, — потребовал он тихим от злости голосом и немедленно получил миниатюрный брелок, — выметайтесь.
— Местер уверен? — спросил один, чийенк.
— Совершенно. Деньги получите у хозяина.
Ррит лежал без движения. Как бросили. Лицом вниз, скованные руки под грудью, шоколадная грива растеклась на пол-ковра. Остро засосало под ложечкой: Люнеманн заподозрил, что его били. Подумаешь, невредимым х’манк требует, они живучие, а х’манк его все равно убьет. Дали под дых для порядку…
Фиксаторы распались, звякнув. Почему-то мысли, что тварь с клыками может быть зла и агрессивна, были неинтересны.
Он не шевельнулся.
Неужели?..
Убью выродков. С живых шкуру сдеру и велю набить чучела.
— Л’тхарна… — проговорил Рихард, чувствуя себя идиотом, каких свет не видывал. Опустился на колени и провел ладонью по его волосам. — Эй…
Ррит перевел дух; медленно приподнялся на локтях.
Вот. И что ему сказать? Извини, ты не так понял, все замечательно, я хочу и дальше тебя иметь?
Л’тхарна, поднявшись, сел на подогнутые колени. Ссутулился. Лицо под упавшими волосами неподвижно, когти втянуты так, что не видно даже кончиков.
Ариец стоял и молчал, осознавая себя последней скотиной. Мысли не шевелились. Он бы сумел объясниться с человеком, даже в подобной пакостной и бредовой ситуации, но что сказать ррит? …а случись такое на несколько лет раньше, его бы уже не оказалось в живых, смертельно оскорбленный выбирает смерть, иные оскорбления нельзя стереть даже местью. И вмиг — нет, нельзя пирату, вообще не стоит мужику иметь такую фантазию, — вмиг представилось, что так и есть. Что ничего не сделать. Все. И тот чийенк, который минуту назад стоял слева, — тот, с глазами, посеревшими от какой-то их наркоты, с прежней пьяной ухмылкой протягивает Рихарду горсть зубов. Они бы точно додумались.
Тьфу. Раньше бы такого не случилось вообще. Чтобы ррит связался с человеком…
…татуировка. Волосы.
Запах.
Лет десять назад Люнеманн повстречал бывшего соседа по общежитию. В университете были знакомы. Сосед явно спивался, но щеголял дизайновой курткой с пуговицами нетипичной формы. Из зубов были пуговицы, но тогда Рихарда не особенно интересовало, из чьих, а хозяин не стал поднимать эту тему…
Молчание.
— Рихард, ты передумал? — наконец тихо спросил ррит.
Люнеманн едва не ответил “да”, не поняв, что именно Л’тхарна имеет в виду.
Успел закрыть рот. Это же каким подонком он бы выглядел…
Вот таким. Он решил, что ты передумал, Рихард, и хочешь назад свои деньги. Несчастные сорок тысяч. А зверюги сегодня не стали пытаться заработать, не праздновать ли отправились?
Между прочим, собственный облик в глазах зверюг тебя волнует, а твой любимый брат сейчас киллеров нанимает. Чтобы убрать пятерых человек, повинных лишь в том, что их услуги не понадобились. И самое смешное, что кто-то, пошедший на такое только ради бабла, никого бы не удивил. Дело житейское, Дикий Порт.
А тебе уже и бабло нужно только для зверюги…
Дожил.
— Л’тхарна, — начал Люнеманн, удивляясь тому, что моргать ему отчего-то физически необходимо раз в пять чаще, чем обычно, — я…
И замолчал. Полный набор замусоленных фраз пронесся в голове, да не единожды. “Сожалею”, “раскаиваюсь”, “мне жаль”, “я не должен был”…
Тьфу.
После затянувшейся паузы человек Рихард Люнеманн, пират по кличке Ариец, сказал то, что уже говорил однажды.
— Л’тхарна, прости меня. Я сволочь.
Возымело действие. Верхняя губа ррит вздернулась, открывая не весь комплект белых лезвий, а только мелкие передние резцы. Чуть косо: он усмехался.
— Я слышал.
Ариец разве руками.
— Я не должен был связываться с этой бандой. Явиться к вам в гости не решился. Сказал, что ищу тебя.
— Зачем?
— Ты станешь снова работать на х’манка?
Ррит снова усмехнулся.
— Если х’манк заплатит, — поднял голову, шевельнул ушами — без серег, добавил, — сорок тысяч — большие деньги. Вот только праздник ты испортил, Рихард.
— Праздник? — тупо повторил Люнеманн.
— Ну не то чтобы праздник. Мы долги отдали. Теперь хоть отопление снова включат. Еды купили для всех.
— А сколько вас? — зачем-то спросил Ариец.
— Восемь тысяч триста четырнадцать.
Так четко, без заминки и малейшего сомнения было сказано это, что стало ясно — столько и есть. Именно столько, ни одним больше. Все. Представить, что от всей твоей расы осталось восемь тысяч триста четырнадцать человек… да это даже представить, и то поплохеет, а если всерьез?
Косы с висков стекали до пола: ррит по-прежнему сидел на ковре перед стоящим человеком. Можно протянуть руку и погладить. У ррит кожа жесткая, но кое-где бархатистая, чувствительная, дотронешься — вздрогнет… На ушах, например.
Да нет. Восемь тысяч — на Диком Порту.
Рихард сказал это вслух.
Л’тхарна уставился на него. Ничего не сказал, но в желтых глазах читалось: “А где?!..”
— Поехали, — сказал Люнеманн. Под этим взглядом невидимая удавка его отпустила, и он почти успокоился. — Я не хочу разговаривать здесь.
Их провожали взглядами не то чтобы сильно удивленными. Во-первых, здесь вообще мало чему удивлялись, а во-вторых, последнее время х’манки просто не нанимали ррит для гладиаторских боев и заказных убийств. Этот, видимо, решил вспомнить прежнюю моду.
Выяснить суть происходившего оказалось несложно. Почти сразу после беседы с Гуго старший Люнеманн позвонил одному коллеге, с которым ему ни разу не доводилось конфликтовать. Коллега занимался когда-то перепродажей кемайла, вполне легальной, но ушел в социально альтернативные, не выдержав конкуренции. Великая ужасная тайна уместилась в четырех словах.
“Фронтир — это Ррит Кадара”.
Оставшиеся минут пятнадцать разговора коллега, потешаясь, расписывал изумленному Люнеманну радости секса между крупными корпорациями и правительственными структурами. О том, как после первой