прелюдией нашего брака. Сама мысль снова услышать её уже причиняла боль.
— Так как? — переспросил мистер Стейн. Тут я сообразил, что от меня всё ещё ждут ответа.
— Да, — сказал я, — нравятся. Который из них вы будете играть?
— Все! Зачем выбирать?
— Я играю только один, — возмущённо заявила его дочь. Она уже заняла место среди других скрипок и о чём-то говорила пожилому джентльмену, сидевшему рядом. Группа снова начала настраивать инструменты. Но поскольку в перерыве каждый хоть чуточку промочил горло, делалось всё это намного громче.
Теперь мистер Стейн вознамерился дирижировать: «Чем Ленни Бернстайн лучше меня? Причёской?». Он постучал по пульту (обычный телевизор).
— Сейчас, — произнёс он с неизвестно откуда взявшимся немецким акцентом, — я хотеть резкий атака. Вы слышать меня? Резкий!
Группа приготовилась. Он занёс свой дирижёрский карандаш.
Я задержал дыхание и от души понадеялся, что выдержу.
И в этот момент ударила канонада.
Кто-то с пушечным грохотом стучал в дверь. Слишком громко, и, насколько я могу судить, безо всякого ритма.
«Открывайте!!!» — взревел нечеловеческий голос.
— Полиция? — спросил я у неизвестно как оказавшейся рядом со мной Джоанны.
— Их никогда не бывает поблизости, — слабо улыбнулась она, — Хуже. Это Годзилла с верхнего этажа. Его настоящее имя — Темпль, и он — самая настоящая нежить.
Я осмотрелся по сторонам. В комнате находилось человек двадцать, и вид у всех был основательно напуганный. Похоже, этот парень, Годзилла, должен быть по-настоящему опасен.
Как бы то ни было, Лу Стейн открыл дверь.
— Чёрт побери, ты, сукин сын, я тебе каждое долбанное воскресенье говорил — заткни шарманку!
Всё это нежить произнёсла, угрожающе нависая над мистером Стейном. «Годзилла» подходило тут как нельзя лучше. Это на самом деле было здоровенное и очень волосатое существо.
— Но, мистер Темпль, — попробовал протестовать мистер Стейн, — мы всегда заканчиваем точно к десяти.
— Дерьмо! — прорычал монстр.
— Да, я заметил, что вы уже излили его, — ответил мистер Стейн.
Темпль уставился на него:
— Не доводи меня, слышишь, козявка! Ты меня ещё не знаешь!
В его голосе слышалась давняя ненависть. Чувствовалось, что на этом этапе цель его жизни — нанесение тяжких увечий своему соседу, мистеру Стейну. И похоже именно сегодняшний день идеально подходил для претворения мечты в реальность.
Оба сына Стейна, несмотря на то, что явно были напуганы, присоединились к отцу.
Темпль выругался. Миссис Стейн уже стояла рядом с мужем, а теперь и Джоанна выскользнула из-за моей спины и рванулась к двери (Драться? Перевязывать раненых?).
— Дьявол, вы, проклятые недоноски, знаете ведь, что нарушать покой других незаконно.
— Прошу прощения, мистер Темпль, но я считаю, что это как раз вы в данный момент попираете права этих людей.
Что? Эти слова сказал я? Причём, прежде чем осознал, что собираюсь произнести их. И, что удивило меня ещё больше, встал и двинулся навстречу названному гостю. Тот повернулся ко мне.
— Есть проблемы, блондинчик? — спросило животное.
Я отметил, что он на десять дюймов выше и (минимум) на сорок фунтов тяжелее. Впрочем, надеюсь, не все эти фунты были мышцами.
Я показал Стейнам, чтобы они предоставили дело мне. Но они остались.
— Мистер Темпль, — продолжал я, — слышали ли вы когда-либо о разделе сороковом Уголовного Кодекса? Это незаконное вторжение. Или раздел семнадцатый: угроза нанесения телесных повреждений. Или раздел...
— Это ещё кто? Коп? — хрюкнул он. Так, кое-что он всё-таки знал.
— Просто адвокат. Но я могу отправить вас за решётку на несколько довольно долгих лет.
— Блеф! — предположил Темпль.
— Нет. Но если вас беспокоит некоторая затянутость этого процесса, можно уладить всё другим способом.
— Да, красавчик?
Он напряг мышцы. Оркестр за моей спиной определённо забеспокоился. Ну и у меня в животе отчётливо завибрировало. Тем не менее я спокойно снял пиджак и обратился к нему sotto voce и крайне вежливо:
— Мистер Темпль, если же вы не испаритесь, я просто буду вынужден медленно и печально, как один интеллектуал — другому, вышибить ваши банановые мозги.
После поистине молниеносного исчезновения агрессора, мистер Стейн откупорил бутылку шампанского («Импортное. Прямо из Калифорнии»). Затем оркестр единогласно решил исполнить самую громкую вещь из своего репертуара — чрезвычайно энергичную интерпретацию увертюры из оперы Чайковского «1812 год». В которой даже мне достался инструмент: пушка (пустая пепельница).
Через несколько часов (на мой взгляд слишком рано) — вечеринка закончилась.
— Приходите ещё, — сказала миссис Стейн.
— Разумеется, он придёт, — ответил мистер Стейн.
— Почему ты так уверен? — спросила она.
— Он любит нас.
И это было правдой.
Никто не говорил мне, что я должен проводить Джоанну. Несмотря на поздний час, она настояла, чтобы мы сели на пятый автобус, который спускался по Риверсайд, а потом, петляя, пересекал Пятую авеню.
Джоанна здорово устала, но настроение у неё оставалось повышенным.
— О боже, Оливер, ты был потрясающ, — сказала она и взяла меня за руку.
Я попытался спросить себя, нравится ли мне её прикосновение.
И не нашёл ответа.
Джоанна всё ещё была в восторге:
— Темпль теперь и показаться не посмеет, — рассмеялась она.
— Эй, послушай, Джо, разве много мозгов нужно, чтобы запугать такого буйвола.
Я изобразил рукой соответствующий жест, тем самым высвободив её. (Облегчение?).
— Но всё-таки...
Она не закончила. Наверное, её начала удивлять настойчивость, с которой я изображал тупого спортсмена. А мне просто хотелось дать понять, что я не стою её времени.
Она была очень красивой. И привлекательной. Во всяком случае, любой нормальный парень с нормальными чувствами нашёл бы её такой.
Она жила на четвёртом этаже, недалеко от больницы. Пока мы стояли у её двери, я вдруг заметил, что она не такая высокая, как показалось вначале. Я имею в виду, что ей приходилось смотреть снизу вверх, говоря со мной.
Потом я обратил внимание, что у меня перехватывает дыхание. И это не могло быть от подъёма по лестнице. (Я же занимаюсь бегом, помните?) Да ещё стало усиливаться ощущение лёгкой паники от разговора с этой интеллигентной красивой девушкой врачем.
Что если она, она почувствовала, что мои чувства к ней носят не совсем платонический характер? Что если она?..
— Оливер, — сказала Джоанна, — я хотела бы пригласить тебя. Но мне завтра выходить в шесть утра.
— В другой раз, — ответил я. И внезапно почувствовал, что снова могу дышать.
