Сносилась вся кожа его,
Копыта дырявы насквозь
И вот даже нету пальто.
А как бы в пальто хорошо
Ходить на Октябрьский парад!
И был бы он — конь в пальто.
Но всем на него наплевать.
Никто не подарит пальто.
Коням — только хомут да кнут.
И сверлит из глаза слеза —
Награда за доблестный труд.
Но этот – последний. Больше стихов писать не буду.
А по правде. Чего уж там. Носил в газету стихи, на конкурс ко дню города.
Хлыщ какой-то сидит, литературно-ответственный. Прочитал. Потом говорит: а что это у вас «коршун вьется»?
А что, ему ползать что ли? говорю. Он же в небе.
«Вам, молодой человек надо поучиться, классиков почитать. Пушкина».
Да что вы со своим Пушкиным! — я ему говорю.
Он аж подпрыгнул. «Как так! Пушкин! Светоч! Наше всё!» Закудахтал, лепрозорий.
Устарел ваш Пушкин — ему говорю. — Неожиданностей ему не хватает.
«Каких неожиданностей? Вы о чем говорите?»
Ну, я образно поясняю этому филологу языкознания. Он пишет, Пушкин ваш: «мороз и солнце, день чудесный». И что тут такого? Дураку ясно, что если мороз и солнце, то и день чудесный.
«Как же надо?» — хлеборезка эта спрашивает морная.
Я отвечаю, да вот так: «Мороз и солнце. Подрались два японца».
В общем, не взял мои стихи, драндулет перхоточный.
Вот такие старперы и гробят молодое дарование. Ладно. Я своего в поэзии достиг. Других жалко.
Теперь повести писать буду. Или романище. На пятьсот страниц. Как Лев Николаевич. Вот про баню нашу напишу.