Сара шла, уставившись в пол. Тележка Ната не отставала и в конце концов преградила ей путь.
— Слушай, возьми виноградику, сладенькую дыньку и сделаем классный фруктовый салат! Завтра он пригодится.
— Завтра?
— Хочу пригласить вас с Дэнни в парк.
Вот самоуверенный тип попался! Но как он, черт его возьми, хорош!..
— Я же сказала тебе, Нат, что не хочу тебя видеть…
Но он приложил палец к ее губам.
— Разве миссис Пеннингтон не учила вас, что настоящим леди неприлично употреблять выражение «не хочу»?
Сара зло покосилась на него, а он принялся нежно поглаживать пальцем ее губу. И лед в ее сердце начал подтаивать. Что же делать? Она не хотела снова страдать, но скажи она ему сейчас «прощай», разве не обречет она себя на страдания?..
Он, казалось, понял ее смятение.
— Послушай, мы мешаем покупателям. К тому же я есть хочу. Серьезно, Сара, нам о многом нужно поговорить. Не убегай от меня! Выслушай. Я тотчас испарюсь, если ты пообещаешь, что завтра поедешь со мной в парк. Я заскочу за вами в десять. В парке мы перекусим на травке и вернемся домой, когда захотим.
Когда Сара начинала говорить с Джимом об их общих проблемах, он просто отмахивался от нее, ссылаясь на занятость. Ну разве не обязана она хотя бы выслушать Ната? И она согласилась.
— Хорошо. Поедем. Но я остаюсь при своем решении, прошу учесть.
— Понимаю. Поэтому и прошу меня выслушать.
И ей вдруг расхотелось вырываться.
— Но ты хоть понимаешь, что с Дэнни будет масса проблем?
Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
— Ерунда! Он классный парень. — Его пальцы с нежностью скользнули по ее щеке. — Увидимся завтра…
И прежде чем Сара успела открыть рот, Нат чмокнул ее в губы — и был таков!
Жара наконец спала, и установилось приятное тепло. Всю дорогу до парка Дэнни не сомкнул глаз, и все два часа Сара, сидя рядом с ним на заднем сиденье, щекотала ему пяточки, что-то напевала — словом, всячески развлекала малыша.
В будний день посетителей в парке было немного. Сара и Нат выбрали столик подальше от прочих отдыхающих. Вода в ручейке, журча, бежала по серо-коричневым валунам. Как, должно быть, приятно побегать по ним босиком, думала Сара, усаживаясь на скамеечку с Дэнни на руках. Нат тем временем выносил вещи из машины. Последней он приволок странную штуковину, напоминающую детский манеж с крышкой.
Заметив недоумение Сары, Нат объяснил:
— Видишь, дно в нескольких дюймах от земли — это защитит малыша от сырости, сквозь сетчатые стенки не проползут жуки, а так, — он опустил крышку, — и сверху ничего не попадет.
— Нат, ты просто псих. Ты ведешь себя так, словно… — она запнулась, — словно обязан о нас заботиться! А я не хочу принимать от тебя…
— Стоп, — прервал ее Нат, — поговорим об этом, когда вернемся с прогулки.
— Но…
Не обращая на нее внимания, Нат развернул нечто по виду похожее на холщовый мешок с отверстиями и лямками. Набросив лямки на плечи, он протянул руки к Дэнни.
— Тут он будет в полной безопасности и сможет погулять вместе с нами.
О, Сара лучше, чем кто бы то ни было знала, как покойно и тепло на этой широкой груди! О мальчике не стоило беспокоиться.
Они шли по тенистой аллее. В воздухе пахло сосновой смолой. Ноги их неслышно ступали по мягкому ковру из опавшей хвои и листьев. Где-то над ними застрекотала сойка. Солнце, пробиваясь сквозь густые ветви, золотило волосы Сары.
Нат наконец вывел их на полянку. Тут было тихо, словно в храме. Заслышав шорох, Нат вскинул фотоаппарат. Мимо них проскользнули два полосатых бурундука, и затвор дважды щелкнул. Они еще немного постояли, наслаждаясь тишиной, и двинулись дальше.
Подойдя к пышно цветущему кусту, Нат сорвал бело-розовый цветок и воткнул Саре в волосы. Пальцы его скользнули по ее уху, коснулись шеи. Она сделала вид, что ничего не происходит, но по телу побежали мурашки. Если Нат пытался привязать ее к себе, то делал это очень умело…
Тут Дэнни беспокойно заерзал, и им пришлось ускорить шаг. Когда они вернулись к своему столику, он уже хныкал. Сара покормила малыша, затем опустила его в новенький манеж.
Нат стоял и любовался Дэнни, а Сара — теплым сиянием его серых глаз. Когда ребенок успокоился, Нат опустил крышку.
— Хочешь поесть за столом или лучше вон там, под деревом на лужайке?
— Под деревом.
Во время трапезы Нат ни словом не обмолвился о своей поездке в Питтсбург. Но вот он допил лимонад, вытянул длинные ноги и спросил:
— Все еще не рассталась с планами выставить меня вон?
Сара машинально крутила в пальцах цветок, выпавший из ее густых волос.
— Ну что мне сказать, чтобы ты понял?
— Я все понимаю. Все. — Видя ее замешательство, он продолжил: — И тем не менее считаю, что ты порядочно сглупишь, если это сделаешь. Да, я не могу ничего тебе обещать. Таким уж я родился. Но почему не жить одним днем, не брать от жизни все что можно? Что лучше — две счастливых недели в месяц или ничего? Кстати, порой я по нескольку месяцев подряд никуда не езжу… — Видя, что все его аргументы не возымели действия, он спросил напрямик: — А ты не будешь потом жалеть, что струсила? Что даже не попробовала?
Сара часто задышала. Нет, она вовсе не трусиха! Просто после рождения ребенка она переменилась, стала осторожнее, осмотрительнее. И она ответила вопросом на вопрос:
— Слушай, зачем это тебе? Неужели тебе не хватает твоей газеты? Что дают тебе эти скитания?
— Свободу. Радость. Счастье…
— И путь для отступления, — с горечью докончила за него Сара. — Если что-то или кто-то начинает слишком давить на тебя, ты — фюйть — и был таков!
Его брови сурово сдвинулись.
— Неправда! Я не привык убегать от трудностей. — Выдержав внушительную паузу, он добавил: — Я не Джим Нолан…
— Ладно. Стало быть, твоя работа приносит тебе радость.
— Да, я чувствую себя нужным людям. Это дело моей жизни. — Даже по голосу ясно было, как любит он свою профессию. — Ну, а ты зачем ездила в Боливию, Сара? Почему не предпочла сидеть в конторе, перекладывая с места на место бумажки?
— Это совсем другое дело…
Он всем телом подался к ней, словно это могло помочь ей его понять.
— А я не вижу никакой разницы. В моем деле мне почти нет равных. Это призвание. И еще талант. И я хочу сполна его использовать, Сара.
Она отрицательно покачала головой.
— Ты не о том говоришь, Нат. Я не хочу к тебе привязываться — и еще больше не хочу, чтобы к тебе привязался Дэнни. Ведь однажды настанет день, когда ты уедешь и больше не вернешься — поселишься еще где-нибудь, найдешь кого-нибудь поинтересней, чем я…
Он ответил резко, почти грубо:
— Я останусь самим собой! Я буду брать все от жизни и пойду на риск, если дело будет того стоить!
