Нат хотел пробудить в ней жгучее желание — подобное тому, которое уже бушевало в нем…
Сара даже не разобрала, когда проснулась. Она видела сон: Нат целует ее, ласкает… Ее ладони скользят по темным волосам на его груди. Она чувствует, как он целует ее сосок, и в ответ в самых потаенных уголках ее тела занимается чувственное пламя… Она ощущала его возбужденную плоть, но этого было мало, мало…
Пальцы его поигрывают ее соском. Сара старалась лежать тихо, как мышка, но когда его рука скользнула вниз, она едва не застонала. Пальцы его дразнили ее, распаляли — она закусила губу, сдерживая рвущийся наружу крик, но тут они проникли внутрь… Сара прильнула к нему, ища утоления своему безумному желанию. Она сладко вскрикнула и изогнулась дугой в его объятиях.
Он подождал, покуда она успокоится, поцеловал нежное ушко, теплые веки.
— Ты не спишь?
— Однако, Нат Маккендрик, умеете же вы разбудить женщину…
— Тебе понравилось?
— Это было как подарок. Мне никто еще ничего подобного не дарил. Спасибо тебе.
Впервые в объятиях Ната она поняла: книги говорят правду, любовь — это не только физиология. Сегодня пробуждение станет самым дорогим воспоминанием в ее жизни…
Сара задумчиво водила кончиком пальца по его груди.
— Ты, кажется, говорил, что утром мы пойдем осматривать город?
Нат широко улыбнулся.
— Ну это когда было… Тогда я еще не знал, что увижу нечто куда более интересное.
— Ты что, смеешь сравнивать меня с местными достопримечательностями? — притворно возмутилась она.
Его руки нежно обвили ее тело, сомкнувшись на упругих ягодицах.
— Дорогая моя, ты несравненно лучше их!
— Стало быть, я так ничего и не увижу?
— Сейчас ты увидишь кое-что получше, — шутливо шепнул он.
Пальцы ее нежно сомкнулись вокруг его возбужденной плоти, поглаживая, слегка щекоча…
— Ты хоть понимаешь, что творишь? — хрипло спросил он.
— Разве ты не это имел в виду?..
Войдя в здание больницы, Нат вызвал лифт. Да, думал он, выходные удались на славу — такого он даже вообразить себе не мог. Они с Сарой стали близки настолько, что он… испугался. Странное это было ощущение — словно стоишь на краю пропасти. Нет, Сара ничего от него не требовала. И все же… Западня? Ловушка? Его тянуло к ней, словно магнитом. Вот и теперь… Выдалась свободная минутка — и он мчится к ней, словно на крыльях…
Как провела она утро? Ей пришлось поехать в клинику — срочно вызвали, сказали, без нее не справляются. А ведь он знал, что она пока не собирается выходить на работу, — ей так хорошо дома, с Дэнни… Но эта женщина чертовски независима. Да чего там — дьявольски упряма!
Однако Сары в кабинете не оказалось. Ассистентка сказала ему, что она в детском дневном стационаре. Какая жалость, что детишек младше трех лет туда не берут! Иначе можно было бы устроить так, чтобы она не разлучалась с Дэнни. Опасаясь, что еда из китайского ресторанчика, которую он прихватил по пути, остынет, Нат заторопился.
Сару он увидел сразу. Окруженная ребятишками, она сидела в кресле, держа на руках Дэнни. По заинтересованным личикам детей Нат понял — она рассказывает им сказку.
Он зачарованно слушал про маленькую девочку, про ее путешествие по сказочной стране, где цветы умеют летать, а звери — говорить. Когда сказка окончилась, одна из малышек кинулась Саре на шею и самозабвенно расцеловала рассказчицу.
Сердце у Ната сжалось. Захочет ли Сара иметь еще детей? Но если она родит ему ребенка, это свяжет его по ругам и ногам. Он уже хорошо представлял себе, что такое семья в ее понимании. Это муж, работающий с девяти до пяти, получающий приличную зарплату, и жена, которая может на него положиться. Словом, прежде всего стабильность… Может ли он дать ей все это? И хочет ли?
Не слишком ли эгоистично его стремление к свободе? Не слишком ли ревниво он оберегает свою независимость? И вот теперь, увидев Сару, окруженную детьми, он все понял. Он просто боится. Но его же никто ни к чему не принуждает. Он волен выбрать одно из двух…
Тут Сара заметила его и помахала ему рукой. Когда дети разошлись, она кинулась к нему.
— Может быть, мне открыть дома маленький детский садик? Тогда у нас с Дэнни не было бы никаких проблем…
— Для этого твой домик маловат.
— Ты прав, — вздохнула она. — Впрочем, я не так много бы на этом заработала.
Силясь отогнать опасные мысли, Нат спросил:
— Ну, как тебе работалось с утра?
— Если честно, то я очень довольна… Но мне хочется одновременно и работать, и сидеть дома. Не знаю, как быть.
Он понимал ее. Ведь ему тоже хотелось и быть с ней, и сохранить свободу.
— Послушай, пойдем к тебе в кабинет и поговорим. Я принес кое-что из китайского ресторана, — наверное, еще не остыло…
Сара задумчиво глядела на Дэнни.
— Я оставлю его здесь. Ради меня сотрудники согласились нарушить правила…
Нат с радостью сейчас увел бы Сару в ближайший мотель, но приходилось ждать вечера. В кабинете он сел напротив нее, стараясь не опьянеть от легкого аромата ее духов, волнующего изгиба губ… Он силился не глядеть на то, как колышется ее грудь под легкой желтой блузкой.
Водружая ломтик цыпленка в кисло-сладком соусе на горку горячего риса, он сказал:
— Здорово ты сочиняешь сказки.
Она испытующе взглянула на него.
— Я с раннего детства люблю выдумывать всякие истории. Когда мне было грустно… или одиноко, я убегала в мир своих фантазий — там никто не мог меня обидеть.
— Дети тотчас тебя раскусили — я видел их мордашки.
Сара задумчиво поднесла вилку ко рту, обронив на стол несколько зернышек риса.
— Они такие милые. Мне бы хотелось иметь целый выводок…
Их взгляды встретились — и воздух в комнате словно сгустился.
— Если ты хочешь продолжать работать, это будет не так-то легко.
Она отвела взгляд.
— Знаю. Но мечтать ведь не запрещается.
— Очередная сказка?
— Возможно.
Нат задумчиво ковырял вилкой кусок цыпленка, не зная, как лучше начать разговор.
— Слушай, я хочу кое о чем тебя спросить.
— Валяй.
Он решительно отодвинул тарелку. Есть расхотелось.
— Ты, наверное, скажешь, что я лезу не в свое дело…
Сара отложила вилку и внимательно поглядела на него.
— Спрашивай. Я жду.
— Ведь вы с Джимом жили плохо…
— Да, — еще не вполне понимая, куда он клонит, ответила Сара.
— Ты даже хотела с ним развестись… — Нат смущенно заерзал. — Тогда как же ты забеременела? Почему?
В комнате повисла тишина — напряженная, почти осязаемая.
— Ты прав: это не твое дело.
Он стиснул подлокотник кресла.
