– О'кей! – сказала Деметра. – Нет ножек – нет мультиков! Пока не вернете ребенка, меня вы на Олимпе больше не увидите. Пусть за меня Анд работает!
Она собрала пожитки, хлопнула дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка, и ушла куда глядели ее божественные глаза. Поначалу братаны несказанно обрадовались столь легкой развязке, но вскоре до них дошел весь трагизм ситуации. В круг обязанностей Деметры входило поддержание жизни на земле. Поэтому трактовать эскападу родственницы как «баба с возу – кобыле легче» не приходилось. Наоборот, все кобылы Греции напряглись, предчувствуя скорое знакомство с ножом мясника. Поскольку именно Деметра обеспечивала рост растений и именно благодаря ей колосились поля и зрели фрукты в садах, то со сложением богиней своих обязанностей всякая растительная жизнь прекратилась.
Уже через несколько недель даже самые тупые поняли, что в мире что-то сломалось. Затем народ осознал, что урожая в ближайшее время не предвидится и скот кормить будет нечем. Очень скоро на «голодный паек были посажены и небожители, которым стремительно нищающее население стихийно выдвинуло вотум недоверия и перестало приносить жертвы.
Зевс послал к Деметре служившую по почтовому ведомству богиню радуги Ириду с извинениями и просьбой вернуться на Олимп, но Деметра не стала даже разговаривать на эту тему. Поголодав еще немного, Зевс повторно делегировал к бунтовщице гонца. Теперь на переговоры был выслан Гермес, просивший кончить дурить и приступить, наконец, к работе. На что Деметра отреагировала неожиданно резко, ответив что-то вроде:
– Утром дочка – вечером работа, вечером дочка – утром работа.
Зевс понял, что дело швах, киднеппинг может закончиться не просто плохо, но даже и катастрофично, и полетел уговаривать брата пойти на попятный.
Вот как отобразил совещание божественных братьев древнегреческий драматург Аполло Крит в своей не дошедшей даже до современников трагедии «Эти в подземелье».
«Аид сидит на троне, складывает берцовые кости на манер конструктора „Лего“. Входит Зевс.
Зевс:
Аид:
Зевс:
Припертый к стенке Аид согласился расстаться с Персефоной, но сдержал свое слово лишь частично. За прошедшее время он уже успел склонить девицу к сожительству и, перед тем, как проводить жену к вечерней колеснице, обманом дал ей съесть несколько зерен граната, символа супружеской верности. Из-за воздействия этого психотропного препарата Персефона не могла долго находиться в разлуке с мужем. Всякий раз ей через некоторое время приходится спускаться к Аиду за новой дозой.
Происходит это не чаще, чем раз в год, и уже через несколько месяцев Персефона возвращается к матери. Но в период ее отсутствия Деметра скорбит, и в природе опять умирает все живое. Некоторые называют это время зимой.
Знай Геракл всю эту историю, возможно, переживания не дали бы ему полноценно отдохнуть, но, по счастью, поблизости не оказалось ни одного любителя старинных преданий, и потому никто не мешал болтовней восстановлению богатырских сил. Пока Геракл отдыхал, Иолай высекал на намогильном камне поверженной гидры надпись. К тому моменту, когда герой набрался сил и велел возничему запрягать, тот успел выбить: «Здесь жила одна собака, я ее убил. В землю закопал, надпись написал».
Осталось неизвестным, кто надоумил Геракла обмакнуть наконечники стрел в кровь гидры, но подавший идею явно разбирался в отравляющих веществах. После этой нехитрой операции стрелы героя стали убийственны как для простых граждан, так и для бессмертных богов и прочих титанов. Яд гидры не имел противоядий, не поддавался лечению и приносил мучительную, хотя и быструю смерть. Одним словом, стрелы получились – мечта любого супергероя.
Зато в Микенах Геракла ждало разочарование. Изучив доставленный гонцом рапорт. Эврисфей отказался учесть уничтожение гидры. А стало быть, и счет великим подвигам, который Гераклу следовало для обретения свободы довести до десяти, с единицы так и не сдвинулся. Все усилия, приложенные героем в битве на болоте, оказались напрасными.
Поводом для такого вердикта стало участие в битве Иолая. И никакие доводы Геракла, вроде: «А че?! Их тоже двое было!» – действия не возымели.
– Может быть, он на подвиги еще и с телохранителями ходить будет? – съязвил Эврисфей, отсылая герою назад его рапорт с визой: «Незачет».
Друзья, кривя душой, пытались утешить Геракла, говоря, что не бюрократу в короне решать, засчитывать подвиг за великий или нет. Что начальник, по определению, всегда идиот, не понимающий элементарных вещей. Что, в конце-то концов, гидра мертва, а сколько человек участвовало в операции, не так уж и важно. Но успокоить героя не могли.
– Ну не козел, а?! – кипел Геракл, – Просто баран какой-то!
Возможно, именно эти резкие слова определили выбор Герой и Эврисфеем следующего задания.
Глава 5
КЕРИНЕЙСКАЯ ЛАНЬ
У всякого, изучавшего греческую мифологию не только в кратком пересказе школьного учебника «Истории культуры», рано или поздно должно было появиться ощущение, что сборники мифов Эллады сильно напоминают подшивку бульварного издания середины поза-поза-позапрошлого тысячелетия. Во всяком случае, большинство легенд Древней Греции твердо стоит на трех китах желтой прессы: кровь, деньги и секс. Возможно, три с половиной тысячи лет назад мифов, в которых олимпийцы пахали землю и пасли скот, было не меньше, чем историй об их любовных и военных приключениях. Но нам избирательная человеческая память сохранила лишь те, где боги и герои домогались чужих жен и дочерей, воевали с кем ни попадя и копили несметные богатства.
Греческие землепашцы и скотоводы уже в те далекие времена постигли глубокую мудрость, донесенную до нас финскими лесорубами, разговаривающими в лесу только о женщинах, а дома – исключительно о лесе. Понятное дело, селяне получали весьма невеликую порцию радости, пересказывая друг другу побасенки о том, как Зевс или Аполлон сеяли хлеб или пасли овец. Поэтому в ходе естественного отбора эти жанры вымерли сами собой, не сумев пробиться ни в комедии, ни в трагедии дошедших до XXI века авторов.
