то неловко. Объяснения феномену ученые так и не нашли. Попытки повторить бабушкино достижение тоже успеха не имели. Может быть, что-то и приукрашено в этой истории, но автор книги не удивится, если любовник помолодевшей старушенции однажды обнаружит у нее на боку три незаживающие точки.
Человек, живущий 300–400 лет… Как сказал автор книги: «Мечта, мечтовее не бывает, наимечтейшая из всех возможных мечт человечества». Жаль, однако, что идеи, высказанные в книге «Тайные нити земного могущества», – это пока лишь очень спорная гипотеза.
Снесли детишки черновики в макулатуру, однако автор легко восстановил свои записи, он утверждает, что книгу ему диктовал кто-то Свыше, из Иного Мира. И для него ничего не стоило «считать» книгу заново. Согласимся, пожалуй, что так и было.
Глава третья
Путь в Иное
У Него был удивительный взгляд. Спокойный, уверенный и одновременно великодушный. Взгляд человека, который выходит на старт, зная, что все равно, при любых обстоятельствах, именно Он придет к финишу первым. Взгляд человека, который, выходя на борцовский помост, легко дает вам обхватить себя, бросить на ковер, потому что все равно, при любых обстоятельствах, в итоге вы будете на ковре на лопатках, а Он – сверху.
1. – Я – не Игорь Храмцов, – поднял Он на меня глаза в ответ на мое удивление. Внешнее сходство было у них очень большим. Но как Он проник сюда, в камеру?
Я не знал, как теперь к Нему обращаться. По имени и фамилии? Но это был уже кто-то Другой. Осторожно, будто прощупывая лед на прочность, желая перейти замерзшую реку, я назвал Его сокращенно, первыми буквами имени и фамилии: И.Х. Это наименование оказалось сродни «опечатке по Фрейду», как формулируют подобное явление психологи.
У Него был удивительный взгляд. Спокойный, уверенный и одновременно великодушный. Взгляд человека, который выходит на старт, зная, что все равно, при любых обстоятельствах, именно Он придет к финишу первым. Взгляд человека, который, выходя на борцовский помост, легко дает вам обхватить себя, бросить на ковер, потому что все равно, при любых обстоятельствах, в итоге вы будете на ковре на лопатках, а Он – сверху. Взгляд человека, который садится за игорный стол и проигрывает вам, проигрывает, потому что все равно, при любых обстоятельствах, в итоге верх будет – за ним. Эти люди никогда не боятся проиграть на каком-либо из промежуточных этапов.
2. Мы сразу нашли общий язык, потому что оба исходили из того, что душа первична по отношению к телу. Какой иначе смысл в самом существовании тела? И если мы поставили перед собой цель – максимально продлить земную жизнь тела, мы ничего не добьемся, работая только с вторичной субстанцией. Есть вещи первичные, вещи базовые. Именно в них – решение проблем и вопросов вторичных субстанций.
Только в материалистически изувеченном сознании могла родиться поговорка «В здоровом теле – здоровый дух!» Простите, часто вам доводилось встречать здоровый дух в здоровом теле? Поговорка явно дошла до нас в усеченном варианте. Изначально она звучала так: «Дай Бог здоровому телу здоровый дух!» Но как можно было допустить слова «Дай Бог» в стране красноармейцев, физкультурников и значкистов ГТО? Нужно ли с ними говорить о духе? Главное – мышцы, бицепсы, трицепсы. Во имя защиты Отечества!
Почему же их Отечество все время необходимо было защищать? Почему именно их Отечество вызывало столько тревоги, подозрения, ненависти, вражды?
В их Отечестве победил культ тела. То есть культ чего-то вторичного. В нем – в этом теле – якобы, здоровый дух.
И.Х. ставил ситуацию с головы на ноги: «Здоровому духу – здоровое тело!». Именно Он навел меня на мысль о первичности Воскрешения Души. Мы ничем не поможем телу, если душа – мертва. Воскресив Душу, более высокую ступень, мы сможем воскресить тело – лишь оболочку, упаковку, футляр для Души.
Оставалось только загадкой, почему Он пришел именно ко мне? Он никогда не объяснял ни свои слова, ни свои действия. Я мог предполагать такую версию: Он – Знал, как на самом деле умер Виктор Михайлович Баранов, Он – Знал, как на самом деле умер Вадик-диплодок. И Он пришел сюда, в камеру.
3. Был до рекорда, установленного в 1968 году Бимоном, мировой рекорд по прыжкам в длину – 8 м 12 см. Установлен он еще в 30-е годы, три десятилетия не могли его побить. Побил американец Бимон. На олимпийском уровне каждый сантиметр, каждая доля секунды, каждый килограмм, превышающие прежний олимпийский рекорд, – это немыслимое достижение, эпохальное событие. Тридцать лет не могли прыгнуть хотя бы на сантиметр дальше. Бимон прыгнул. На 8 м 13 см? Нет. И даже не на 8 м 14 см. Он прыгнул на 8 м 90 см.
С чем еще можно сравнить преодоление олимпийского рекорда по уровню сложности? Рекорды возможны не только в спорте. Почти в любой сфере человеческой деятельности есть свои рекорды. Можно преодолевать недосягаемую планку. Но можно и преодолевать планку, поднятую вдвое, втрое, вдесятеро выше. Эту возможность открывает – Вхождение.
Можно ли обучить человека прыгнуть дальше, чем это сделал Бимон? Можно. И, похоже (я не являюсь, конечно, знатоком в вопросах спорта), рекорд Бимона, рекорд, казавшийся запредельным, недосягаемым, уже побит. Можно обучить человека побить любой, казавшийся немыслимым, рекорд. И мы обучим вас этому прямо сейчас: надо тренироваться, тренироваться, тренироваться…
По этому же принципу мы обучим вас методике Вхождения: тренируйтесь, тренируйтесь, тренируйтесь. Тренировка концентрации внимания несоизмеримо надежнее и реальнее приблизит вас к постижению Пространства Иных Измерений или Вселенной Волновой, или Бытия Господа, чем сказочно расписанные гипотезы о Сотворении Мира.
4. Характер работы нашего мозга сродни построению этой книги: мы пытаемся сконцентрироваться на развитии интересующей нас темы, но хаотичное мыслеобразование все время выбивает нас из состояния концентрации.
Жизнь человека никогда не складывается из последовательно развивающихся в виде готового сюжета событий, логически выстроенных, без противоречий, без парадоксальных несоответствий одного эпизода другому, одного поступка последующему, одного мнения – сменяющему его. Жизнь отредактированная – это не жизнь. Не веришь почему-то логически последовательным текстам. А тот сумбур, который подчас выливается на читающего с каких-то сумасбродных, фантасмагорически построенных страниц, недопустимых с точки зрения мыслящего линейными категориями редактора, этот сумбур оказывается несоизмеримо реалистичнее и правдивее грамотно выстроенных, вылизанных, причесанных строчек.
Хотя, конечно, такой текст выглядит неопрятным, непрофессиональным, не «от головы» он пришел. Включилось нечто большее, чем ум, писание текста понеслось само, будто кто-то со стороны его диктовал. Я не знал, что будет дальше, я и сейчас не знаю, чем все описанное здесь кончилось. Или кончится.
Или не кончится.
5. Вроде бы все вокруг оставалось реальным, все, к чему привыкли глаза: та же решетка, та же тяжелая дверь, та же убогая койка в камере. Но непонятно, откуда взялись эти люди: они были в мягких широкополых шляпах с перьями, на поясах у них висели шпаги, оттопыривая кромки свободно висящих плащей-накидок. Вроде бы – не сон. Сны – не такие. В самых разных, в самых неожиданных формах осуществлялась Трансперсонификация. Не удивлюсь, если в следующий раз окажусь в Древнем Риме в облике гладиатора или на строительстве пирамид в роли раба или гастарбайтера. Потом я стану растением, зверем, металлом, газом, звездой, планетой, понятием. Это элементарно, если я стал Им – более высокой ступенью.
Одного из пришедших я узнал сразу – такое воспоминание не спутаешь, не вытрешь из памяти. Он резко выделялся среди остальных. По малейшему жесту кидались исполнять его команды остальные. Я хорошо запомнил его. Он возглавлял тройку судей, когда мне было предъявлено обвинение в связи с Дьяволом за то, что я впервые стал использовать в медицинской практике такую обыденную и не вызывающую сегодня вопросов практику лечения, как уколы.
Да, сегодня каждый ребенок, еще не начав говорить, уже хорошо знает, что такое укол. Но несколько столетий назад эта, довольно безобидная на сегодня, процедура вызвала резкое противостояние со стороны церкви. Со дня изобретения уколов до их широкого внедрения в медицинскую практику прошло более пятидесяти лет. Я был из первых врачей, кто делал уколы. И я сидел за это в тюремной камере.