– Мда, – Платон в затруднении поскреб затылок, оглядел зал, ища взглядом Непейводу. Не обнаружил. «Хорошо замаскировался», – подумал он и вымолвил обреченно: – Уговорил. – Демонстративно зажал двумя пальцами нос, поднял ко рту граненый стакан и стал глотать, мужественно двигая кадыком.
Вытерев рукавом непрошеную слезу, археолог отставил порожний стакан и первый раз выдохнул. Звук был такой: уфф-ха. Затем Платон промокнул губы и с шумом втянул носом воздух. Странно: у самого обычного кондиционированного воздуха появился земной аромат.
– Слышал я: ты сейчас на вольных хлебах, – протянул Кребдюшин. – Наверное, неплохо зашибаешь…
Платон Рассольников и Кребдюшин Капоте дважды вместе искали клады и второй раз даже нашли великолепную неразграбленную гробницу, хотя ничем хорошим это не кончилось.
– Когда как, – неопределенно покачал головой Платон.
– А я слышал, – проскрипел жаберной щелью Охр-Рхо, – что тебя разыскивает Галпол.
– За какие грехи? – изумился археолог. – Полная брехня, – небрежно взмахнул рукой, опрокинув на медузу стакан с тоником. – Извини.
Уж он-то лучше всех знал, каких усилий стоило Послу ФФФукуараби на Гее-Квадрус замять конфликт. С Платона и Непейводы были сняты обвинения в злостном нарушении безопасности полетов, провозе контрабанды, хранении наркотиков и так далее, а взамен Совет Домов Симбионтов обязался выплатить тамошнему космопорту кругленькую сумму.
– Слухи, человечек…– заскрипел Охр-Рхо, обтирая свою складчатую кожу. – Я их собираю… Якобы ты наследил на Тиугальбе и покушался на собственность Лиги.
– У меня есть кой-какие интересные карты, – встрепенулся разумный гриб, но полукровка его укоротил:
– Ты проиграл их мне в покер. У вас, поганок, слишком короткая память…
Апт понурил бородавчатое сомбреро шляпки. А Кребдюшин вопросительно поглядел на Платона.
– Если мне захочется в ад, я выберу что-нибудь менее ядовитое и менее зеленое, – с усмешкой произнес Рассольников. Хилицефал протестующе зашипел и втянул часть своих голов в ворот рубашки. – Что мне делать на Тиугальбе? Но старые карты я коллекционирую с детства и готов поглядеть ваше добро.
– Заметано, – кивнул полукровка и снова наполнил ему стакан.
«Амброзия номер три» больше не раздражала археолога. Вполне сносная самогонка. Платон слегка захмелел, отмяк и был не прочь поболтать. Но бдительности не терял.
Они поговорили о тантруальском кладе, который стоил целую планету, о проклятии «гробницы» Хазера, отправившем на тот свет экипажи нескольких кораблей, а потом вспомнили старые добрые времена– когда вместе с Кребдюшином перекидали не один состав глины, земли и песка. Не вспоминали только о причине вы нужденного расставания.
Платон расслабленно сидел за столиком, попивая самогонку, и мог бы, наверное, просидеть так весь вечер. И вдруг заметил у стойки бара соблазнительную женскую попку, обтянутую темно-синим шелком. Археолог с удивлением обнаружил, что третий час пребывает на «Эль-Гарде» и еще ни одной ногой в постели. Это после месячного воздержания!
«Что же деется-то? – встревожился он. – Что со мной? На солнце перегрелся?» Удивление его было столь велико, что Рассольников присмотрелся к себе. Взвесил одно за другим свои чувства и ощущения. И поставил диагноз: с некоторых пор он испытывает необъяснимый страх перед женским полом. Признать в себе столь великий изъян было нелегко – гораздо проще убедить себя, что изрядно возвысился духом и стал презирать плотские утехи. «Клин клином вышибают», – решил археолог и как бы между прочим осведомился у полукровки:
– Где тут у вас водятся человеческие девочки?
– Я тебя провожу, – с готовностью воскликнул тот и вскочил на ноги.
Обширный зал «массажного салона» освещали желтые настенные бра, выполненные в виде фаллических символов. Именно они и журчащая восточная музыка должны были создавать атмосферу интима. В воздухе висел смешанный аромат духов, дезодорантов и жидкости для снятия лака. Здесь также пахло распаленной страстью и сладостью оргазма. Этот букет был хорошо знаком Рассольникову. Его специально создают, чтобы приманить недалекого клиента, побыстрей привести его в экстаз и вывернуть карманы. Скорей всего, в подсобке гудит, помигивая лампами, старенький гипногенератор, который втрое увеличивает заведению оборот.
Мебель археолог не рассматривал, равно как обои и паркет. А девочки здесь были так себе – не чета любезным сердцу геянкам. Если не считать ту, что сидела за столиком и, помешивая ложечкой мороженое в вазочке, рассеянно слушала, как треплется расфуфыренный тип со множеством тоненьких рыжих косичек на голове.
Девочки были квелые, снулые – без огонька в душе. Можно сколько угодно строить глазки, задирать подол и массировать нечто, прикрытое ажурными трусиками, но от этой показухи теплее не станет. Наверное, потому и посетителей здесь было немного. Хотя, быть может, они сразу перекочевывают наверх, в номера?
А в той крале, что мучает вазочку с мороженым, несомненно, сокрыт пламень живых чувств, еще не погашенный унылым профессионализмом. Она окинула Платона томным, оценивающим взглядом и тут же отвернулась. Дорого бы дал археолог, чтобы узнать, что именно девочка в нем высмотрела.
Ее стройная фигурка, длинные ноги, маленькая грудь, тонкие черты бледного лица, на котором яркими пятнами выделялись бездонные глаза и чувственный рот, были, в сущности, самыми обычными. Таких юных красоток на каждой человеческой планете тыщи, если не мильоны. Но здесь, в окрестностях муравьиной планеты фффукуараби, на перевалочной станции, битком набитой всяким сбродом, она была одна. Потому что девочка мечтала о любви и, не находя ее вне стен салона, каждый раз отдавала себя всю, без остатка. Она была здесь не ради денег, она хотела поделиться своими нерастраченными чувствами и делилась ими сколько могла.
Широким шагом, развинченной походкой Рассольников направился к накрашенной матроне в сиреневом пеньюаре и сетчатых колготках, которые туго обтягивали ее полные ляжки. Кребдюшин предусмотрительно
