радостей: ни блуда, ни пьянства, ни сладострастия, ни осуждения – ничего, чем можно насытить свою душу. Каждый грешник душу насыщает грехом. Вот блудник наблудится и на время спокоен. А после смерти блуд будет продолжать раздирать его на части, на клочки, но как поблудить-то? Тела даже нет. Или привыкший вкусно и много есть. Каждый день он только и думает, что он купит, да что приготовит, да как на тарелочки разложит, как угостит. И вот такой человек умирает. Открывает глаза – а он уже в другом мире. А там нет ни рынка, ни распределителя, нет ни знакомых, ни колбаски какой-то особенной, вкусненькой – ничего там такого нет. Чем ему жить? И вот начинается страдание от неудовлетворенной похоти. И это страдание вечно, потому что там не будет никогда никакой замены греху. В этом-то и состоит мука вечная. И совершенно очевидно, что это не Бог человека наказывает, а человек наказывает себя сам. Он сам себя растлил, сам и пожинает: то, что сеял в свою душу, то и жнет.
Поэтому если мы веруем в Бога, то должны воспитывать в себе страх Божий. Мы должны чаще ставить себя перед Богом. И это стояние, собственно, и есть молитва. А когда нет стояния перед Богом, то это не молитва, а просто бормотание или вычитывание. В силу нашей греховности мы не можем долго стоять перед Богом, но пусть это будет в нашей жизни хотя бы иногда, краткий миг. Потом этот миг будет увеличиваться – до тех пор, пока мы не достигнем непрестанной молитвы. Непрестанная молитва – это вовсе не значит непрестанно что-то про себя говорить. Непрестанная молитва есть память о Боге, память о том, что каждую секунду Господь на тебя смотрит, читает каждую твою мысль, смотрит за каждым твоим поступком и слышит каждое твое слово.
Когда человек живет в таком состоянии, он не может согрешить, ему страшно, ему стыдно оскорбить Того, Кто за него пролил Свою Кровь. Он держит совесть свою натянутой, как струна, и отгоняет от себя всякие искушения. Потому что дьявол постоянно человека осаждает мыслями: то одна мысль пришла, то другая. И можно их смаковать, рассматривать, упиваться ими, а можно с гневом отвергать: 'Господи, помоги мне; Господи, спаси меня; Господи, отгони от меня эту пакость' – и быть в постоянной борьбе. Вот с этой-то борьбы и начинается непрестанная молитва и духовная жизнь.
У одного монаха спросили: 'Отче, кто тебя научил непрестанной молитве?' Он говорит: 'Бесы'. Постоянное искушение и постоянное отражение. Постоянно дьявол хочет соблазнить человека на грех, и человек постоянно обращается к Богу: 'Господи, спаси меня от греха, я не хочу его, мой ум возмущается; хотя мое сердце склонно ко греху, я хочу им усладиться, но вера моя и мой ум отвергают это. Господи, помоги'. И так непрестанно день, месяц, год, десять лет, двадцать и всю жизнь – до тех пор, пока душа не исполнится Духом Святым; и тогда дьявол не сможет приступить к человеку.
А то многие удивляются, что у них рассеянная молитва или помыслы их осаждают. Преподобный Антоний Великий, основатель монашества, прежде чем очистить свою голову от помыслов, двадцать лет в пещере провел, никого не видел и непрестанно Богу молился. Это Антоний Великий! Сколько же нам нужно потрудиться, чтобы достичь ну хоть какой-то чистоты? Поэтому этот труд мы должны начинать, пока у нас еще есть на это силы, чем раньше, тем лучше, пока есть у нас какая-то энергия телесная и душевная, пока у нас есть желание. К несчастью, многие люди приходят к Богу в таком состоянии, что помочь им уже трудно. Вот как к врачу, бывает, человек приходит – эх, говорит, на полтора бы годика раньше, можно было бы спасти, а теперь все, теперь только поддерживать можно, продлевать жизнь, но не вылечить. Так и в духовной жизни. Можно настолько растлить себя, что и спасти уже нельзя, потому что каждый грех разлагает наш ум, разлагает сердце, разлагает совесть, разлагает все наше существо. Поэтому надо нам спешить, не откладывать на завтра, а начинать прямо сейчас этот духовный труд для того, чтобы нам успеть и не быть окраденными. Недаром Господь говорит: 'Там будет плач и скрежет зубов'. Там – как мы выражаемся, на том свете – люди будут действительно плакать и скрежетать зубами в бессильной злобе, потому что не смогут насытиться грехом.
И чтобы нам не согрешать, нам нужно познать Бога, познать молитву, познать предстояние перед Богом. Тогда мы будем всегда с Богом – и здесь, и там. И нам будет неважно, где мы, в Африке или в тундре, выгнали нас с работы или повысили в должности, болит у нас нога или нет. Для нас будет только важно, перед Богом ли мы и чисты ли мы перед Ним. Вот это будет нашей основной заботой. Вот это есть цель и смысл христианской жизни: непрестанное общение с Богом. А его можно достигнуть только в чистоте, потому что блаженны только 'чистые сердцем, ибо они Бога узрят'.
Поэтому по молитвам Пресвятой Богородицы будем стараться свое сердце от всякого греха очищать – не только жизнь свою от поступков греховных, не только язык свой от слов греховных, но и саму душу свою, сердце, мысли свои от греха. Аминь.
Неделя 7-я по Пятидесятнице
'Когда Иисус шел... за Ним следовали двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, Сын Давидов!' Такая картина в то время могла наблюдаться очень часто, потому что Господа Иисуса Христа окружало бесчисленное множество больных, слепых, убогих – Он так и ходил в толпе болящих. И вот об одном из эпизодов рассказывает нам евангелист Матфей.
'Когда же Он пришел в дом, слепые приступили к Нему. И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: да, Господи! Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их'.
Часто мы свою молитву оцениваем неправильно. Если нам удалось спокойно помолиться, никто нам вроде не мешал, была на душе тишина и мысли особенно не разбегались, то у нас на душе бывает сладкое чувство исполненного долга и нам кажется, что мы помолились хорошо. На самом деле это чаще всего глубокое заблуждение. Собственно, плохой молитвы или хорошей не существует – существует либо молитва, либо не молитва. Молитва может оцениваться только по ее результату: то, что исполняется, и было молитвой, то есть общением с Богом.
Слепые, которые шли за Иисусом Христом, обратились к Богу – и получили просимое. Почему евангелист Матфей из многих эпизодов выбрал именно этот? За тридцать три года, живя на земле, Господь совершил столько чудес, что всему миру не вместить бы об этом книг, если бы они были написаны. Но отдельные чудеса остались в памяти церковной для нашего назидания. Чаще всего мы приходим в храм с какой-то нуждой, и каждый изо всех сил хочет, чтобы его прошение исполнилось, некоторые даже плачут. И в этом Евангелии написано, что нам надо делать, чтобы наша молитва исполнилась. Поэтому это евангельское повествование нам надо усвоить назубок, чтобы по возможности следовать ему.
Когда у человека возникает какая-то нужда, он готов куда угодно обращаться, особенно если касается его здоровья. Люди-то все в основном плотские, поэтому за плоть их зацепи – они сразу реагируют. Мать не беспокоится о том, что ребенок Священное Писание не знает, что он не имеет какой-то добродетели, например кротости или милостивого сердца. А коснись тела: нога заболела или рука – тут она беспокоится. Хотя, если подумать, милостивое сердце важней, чем здоровая нога. А почему мать больше переживает, когда ребенок нос расшиб? Или, например, начинает ребенок капризничать – мать ничего не предпринимает: 'Ну, подумаешь, все дети такие'. А ведь каприз есть проявление гордыни, своеволия – мерзкого качества души. Но мать не волнуется, а когда ребенок нос расшиб или кто-то ему наподдал во дворе, она готова даже в драку вступить, биться за него, спасать.
Вроде бы нелогично: ребенок вырастет, состарится и умрет, и эта нога умрет, и этот нос умрет, который он расшиб. Что же о нем так уж беспокоиться? Все это исчезнет, а душа его будет жить вечно. Почему же мать заботится не о душе, а только о плоти своего ребенка? Потому что она сама плотская, вся ее забота только о еде, о здоровье, о тепле; все наслаждения исключительно телесные: помягче поспать, повкуснее поесть, покрасивее одеться. Если же мать – духовное существо, то она будет думать: ой, да пусть сын горбатый, пусть слепой, лишь бы только к Богу пришел; пусть он калека будет, пусть его жена бросит, пусть телом пострадает – лишь бы душой спасся. Недаром ведь говорят: горбатого могила исправит. Потому что на том свете, в пакибытии все горбы выпрямляются, у всех слепых очи появляются, у всех глухих – уши. Человек достигает полноты бытия, только когда получает воскресшее тело.
Два евангельских слепых тоже просили о прозрении телесном, потому что слепота – страшная трагедия: лучше без ноги быть, чем без глаз. Слепому жить очень тяжело, это тяжелый крест, очень трудный – света Божия не видеть. Как говорит наука, человек до восьмидесяти процентов всей информации получает через глаза. Поэтому лишиться глаз – это на восемьдесят процентов лишиться внешней жизни. Поэтому люди так обычно и страдают с потерей глаз – ведь они лишаются почти всех удовольствий, которые имеет человек
