«ИНОЕ ЦАРСТВО» И ЕГО ИСКАТЕЛИ В РУССКОЙ НАРОДНОЙ СКАЗКЕ

оперы Вагнера.

В русской волшебной опере мы видим как раз обратное. «Князь Игорь» и «Град Китеж» суть чудные поэтические элегии, вызванные чувством бессилия героя; а в лучшей из русских опер — в «Руслане» — героическое совершенно утопает в волшебном. С этим связано поразительное отсутствие действия в этой опере. Слушатель все время находится под впечатлением какой?то отрешенной от жизни, дальней магии звуков, которая очаровывает, но в то же время убаюкивает. Отсюда та совершенно исключительная роль, которую играет волшебный сон в «Руслане». Здесь в каждом действии кто?нибудь спит на сцене. В первом действии Черномор усыпляет всех, во втором спит голова, в третьем без конца засыпает Ратмир, в четвертом Людмила, а в пятом спит Борислав и опять Людмила.

Вся опера производит впечатление чудного вещего сна, словно она задается целью дать наглядную иллюстрацию изречению Василисы Премудрой: не кручинься, все будет сделано, Богу молись, да спать ложись. Гениальнейшее из творений русской музыки служит, без сомнения, верным выразителем духа русской народной сказки.

По меткому выражению Соловьева, «сон — как бы окно в другой мир»; поэтому нельзя умалять значения и ценности воспринятых во сне откровений. Но жаль, очень жаль, когда откровение остается для человека, а тем более для народа — только сном, далеким от жизни и мало влияющим на поведение.

Если волшебная сказка дает ясный образ создавшего ее народа, то сказка вульгарная, житейская, дает злую, а иногда и меткую на нее критику. Карикатурно в русской вульгарной сказке ее увлечение неделанием в связи с утопией вора и лентяя, но бывают минуты, когда вся действительная жизнь народа становится злою карикатурою. Чтобы освободиться от этого наваждения, нужно восстановить тот подлинный образ души народной, которая ограждается в его карикатуре, и сознать нашу ответственность за его извращение.

Как бы ни были могучи дарования народного гения и как бы ни были глубоки его откровения, откровения эти бессильны и бесплодны, пока они остаются только мистикою пассивных переживаний. <Эта мистика, не воплощающаяся в дело и ожидающая, только как свыше, того нового царства, которое силою берется, легко вырождается в вульгарную мечту о даровом богатстве, о «хитрой науке, чтобы можно было ничего не работать, сладко есть и пить и чисто ходить».>

Мечта эта оказалась сильною в жизни именно оттого, что у нее есть глубокий мистический корень в русской душе. <Связь между усыплением нашего народного духа и торжеством воровской утопии совершенно очевидна.> Где светлые силы дремлют и грезят, там темные силы действуют и разрушают. <И оттого?то современная Россия оказалась в положении человека, которого разворовали в глубоком сне.>

Чтобы победить воровскую утопию «легкого хлеба», недостаточно ни созерцательного экстаза, ни парения над житейским, ни даже молитвенного подъема к святому и чудесному. Для этого нужно живое дело.

Мысль об «ином царстве» есть глубокое откровение нашего народного творчества. Но в жизни, как и в сказке, это откровение затемняется и заслоняется безобразною, кощунственною на него пародией.

Пародия будет побеждена, когда «новое царство» перестанет быть красивою мечтою, когда оно будет понято нами<1923 — народом>как призыв к труду и подвигу.

Комментарии

^* Об этом Платон (устами Сократа, передающего слова Диотимы) рассказывает в диалоге «Пир», 203 в–е. См.: Платон. Собр. соч. М., 1993, т. 2, с. 113.

,

Примечания

1

Публикацию «Литературной учебы» предваряет статья А. Налепина «Иллюзии “жирного царства”». В заметке от редакции сказано следующее: «В 1923 году в журнале “Русская мысль” (возобновленном издании под редакцией П. Струве) данная статья Е. Трубецкого напечатана полностью, без каких?либо цензурных изъятий». («Русская мысль», Прага–Берлин, 1923, № 1–2, с. 220–261). Публикуя по советскому изданию (М., 1922), редакция восстанавливает все цензурные сокращения по публикации в «Русской мысли» (они выделены курсивом и заключены в угловые скобки). Встречающиеся разночтения между двумя изданиями в основном носят редакционный характер: разная постановка абзацев, несоответствия в выделениях курсивом и разрядкой и т. п. Разночтения, имеющие содержательный характер, отмечаются прямо в тексте — в угловых скобках с пометкой «1923», (ЛУ, с. 100).

Примечания, за исключением отмеченных звездочкой, принадлежат автору.

Все ссылки на сказки даются по изданию: Афанасьев А. Н. Народные русские сказки. Т. I?II, М., 1987

2

Яркий пример такого совпадения между русской и норвежской сказкою приводится у Афанасьева в примечании к сказке № 66. (Правда и Кривда).

3

Иван Царевич и Марфа Царевна, № 68.

4

Медведко, Усыня, Барыня и Дубыня–богатырь

5

114, b. Сказка про утку с золотыми яйцами.